Павел Мариковский - Черная вдова

Трогаю оплетенный кончик листа, из него стремглав выскакивает паучиха, падает на землю и отбегает в сторону. Я досадую на себя: зачем было попусту беспокоить труженицу? Как она теперь найдет обратно путь в свое жилище? Но моя тревога напрасна. Ветер шевелит травами, от них скользят по земле тени, и видно, как к тому месту, куда скрылась паучиха, тянется сверкающая паутинная нить.

Испуг маленькой хозяйки кокона недолог. Она мчится обратно, ловко взбирается по паутинке, быстро на ходу свертывает ее в клубочек (зачем после себя оставлять следы и пропадать зря материалу), а потом, добравшись до листика-домика, съедает свою, ставшую ненужной, дорожку.

Жара еще сильнее, солнце еще ярче, и тень от лоха, в которую я спрятался, чернеет больше. Немного досадно, что паук отнял столько времени. Но я успокаиваю себя: все же между делом удалось подглядеть за ним и открыть маленький секрет его жизни.

Едва я остановил машину, как почувствовал запах цветущего растения. Здесь цветет только один адраспан. Это небольшое ярко-зеленое растение с сочными листьями и крупными белыми цветами несъедобно, ядовито. Прежде казахи употребляли его в народной медицине против различных болезней. Сейчас оно пышно разрастается в местах перевыпаса, там, где овцами уничтожены пастбищные растения. Засуха ему как будто нипочем.

Вечерело. На адраспане резвились осторожные бабочки-совки. Не для них ли были предназначены белые цветы растения? Белый цвет лучше всего различим в темноте.

Я охочусь за совками. Они отлично видят меня и близко не подпускают. Присматриваюсь к растению, вижу, как на его стебле рядом друг с другом застыли две большие черные осы-сфексы и большая серая, в полосках, пчела-антофора. Все трое неподвижны, оказывается, мертвы. Догадываюсь, что это проделка цветочного паука-краба. Но где он сам — не вижу. Ну, конечно, притаился возле белого цветка, сам белый, с двумя белыми забавными шишечками на брюшке, торчащими в стороны, как будто маленькие рожки.

Паук приплел к белому цветку свое детище — плоский сверху и выпуклый снизу кокон. Он тоже белого цвета и незаметный на фоне растения.

Интересно узнать, что в коконе. Я пытаюсь его снять с растения. Но паук — вот смельчак! — рьяно бросается на меня, пытается укусить. С ним шутки плохи. Насекомые, например, гибнут от его яда мгновенно.

С трудом я отношу пинцетом самоотверженного защитника своего потомства и вскрываю кокон. В нем не менее сотни кругленьких, чуть зеленоватых и слегка прозрачных яичек. Представляю, какое было бы многочисленное потомство.

Светло-зеленой паучихе, отшельнице-харакантиум , с длинными цепкими ногами и черными, как смоль, хелицерами, пришло время позаботиться о потомстве. Она заползла на вершинку невысокой лебеды, ловко стянула паутинными нитями широкие листочки, как бы сшила из них шар, внутри аккуратно выстлала его белоснежными шелковыми обоями и на теплой южной стороне своего отличного домика прилепила кучку кругленьких яичек. Заботливая мать обрекла себя на добровольное заточение. Она теперь не покинет своего жилища до тех пор, пока из яичек не выйдут паучата и, окрепнув, подготовятся вступить в самостоятельную жизнь.

Я фотографирую славный домик, потом (все же это коварство), вырезаю в нем большое, почти в полстенки, окошко. Паучиха в отчаянии, ее покой нарушен. Она мечется по своей разрушенной светелке, иногда выскакивает из нее, но, спохватившись, прячется обратно. С ожесточением набрасывается на муху, случайно присевшую отдохнуть на край домика, и не будь она проворна, ей бы несдобровать.

Но вот паучиха успокаивается и принимается за ремонт. Быстро и деловито плетет паутину от края и до края проделанной бреши, стягивает ее все больше и больше. Вот уже над окошком натянута отличная кисейная занавеска. Хозяйка домика забирается в предусмотрительно оставленную дырочку. Теперь она заделывает окошко изнутри. Проходит час. Домик отремонтирован, и в нем, наверное, обретает покой и сама строительница, самоотверженная защитница своего потомства.

Едва я начал подъем на крутую гору в ущелье, как заметил под небольшим кустиком боялыча, из-под которого выглядывали роскошные тенета паука агелена лабиринтика , осиное гнездо. Оно располагалось над самой ловушкой хищника и даже слегка касалось его краем. Подумалось: «Не может быть, чтобы оса-веспа и паук-агелана ужились вместе. Наверное, паук соорудил ловушку возле старого прошлогоднего гнезда. Осы строят свои сооружения со значительным запасом прочности и после зимы они кажутся почти свежими». Но когда я наклонился к кустику, из-за сот показалось полосатое брюшко осы, а за ним и сама хозяйка жилища. Вздрагивания крыльями и нервные подергивания брюшка говорили о том, что основательнице семьи не по душе мое любопытство. Паук же при моем приближении быстро скрылся в темноту своей длинной паутинной трубки.

Ни осы, ни тем более пауки никогда не пользуются старыми прошлогодними жилищами. Сомнений не оставалось: паук и оса жили рядом. Видимо, оба они начинали одновременно строить свои жилища, не подозревая о присутствии друг друга. Что поделаешь, не бросать же такие уютные домики, на которые израсходовано столько сил и строительного материала. Приходится мириться и привыкать к необычному положению.

Впрочем, пауку хоть бы что. Его тенета раскинуты широко во все стороны, и сам он сидит в трубочке, выскакивая наружу только для того, чтобы схватить случайно попавшую в ловушку добычу. Да иногда на ней любит понежиться на солнышке. Труднее осе: ее гнездо со всех сторон окружено паутиной, и нужна ловкость, чтобы пробраться мимо протянутых паутинных нитей. Тем не менее оса научилась лавировать среди тенет. Надо полагать, это искусство освоит и ее будущее потомство.

Поведением насекомых управляют не только одни инстинкты, но и личный опыт, навык. В этом меня убедил многолетний опыт натуралиста.

Сегодня посчастливилось: нашлось потаенное местечко с чудесными зарослями трав, свежих, не помятых, разукрашенных цветками. На небе — яркое солнце и его безжалостные палящие лучи, а здесь — глубокая прохладная тень.

Я еще не успел как следует устроиться, как вижу перед собой: на сухом и голом стебле бурьяна, книзу спиной, застыл в необычной позе паук размером с горошину. Мне хорошо знакома эта поза на вытянутых ногах. Так обычно делают пауки, когда готовятся к полету. Но куда ему, такому великовозрастному, отправляться в воздушное путешествие!

Погода же самая летная: на небе ни облачка, полное затишье, не шелохнутся травы, воздух поднимается дрожащими струйками, и от него колышется горизонт.