Вячеслав Пальман - По следам дикого зубра

— Ты доктор?

— Я доктор. Я знаю. Покажу. Идите за мной!

Они потянулись за винтовками. Э, нет! Наш хлопец успел сгрести оружие, связать. И даже забросил на свое седло.

— Потом, потом отдадим, — успокоил я пастухов.

Поехали через лес. Вышли на большую поляну. Черная туша убитого зубра лежала на лугу. В небе кружили грифы. Молнией уметнулась, прижавшись к земле, лисица.

— Не подходить, не трогать! — приказал я. И снова, как на Кише, орудуя палкой, показал пастухам изъязвленные губы и ноги, потом снял с седла лопату, кирку и велел рыть. Меняясь каждые четверть часа, притихшие пастухи быстро отрыли яму, сбросили тушу и закопали, а место обожгли костром. Болезни они боялись как огня.

Пожалуй, не мои слова, а то, что убившие зубра не взяли ни куска мяса, не сбили рогов, больше всего подействовало на пастухов. Они серьезно переговаривались, жестикулировали. Телеусов стоял в стороне с винтовкой в руке.

— Когда уйдете? — спросил я.

— Два-три день.

— Нет. Сегодня. Ящур, как туман, бежит по горам. Он убьет ваши стада. Сегодня. Сейчас уходите!

Опять загомонили, уже с тревогой в голосе. Кивнул один, второй. Потребовали вернуть оружие.

— Отвези винтовки к лесу, — крикнул я своему хлопцу. — Рысью! Завтра проверю! — крикнул я вслед пастухам. — Будет скот — расстреляем стадо на месте. Будут коши — сожжем!

Когда пастухи подошли к месту, где свалили их оружие, мы уже стояли в тени берез, готовые укрыться в низине. Станут стрелять или нет?

Обошлось. Но во всей этой истории радости было мало. Проникнув в стадо, болезнь будет косить зубров одного за другим. И ничего нельзя сделать.

Ни-че-го!

Страшная страница в истории кавказских зубров…

Отправив Шапошникову письмо о случившемся, мы с Телеусовым, Кожевниковым и Задоровым продолжили разведку по зубровым местам. От Лабёнка на Кишу, оттуда — к Белой. Летом зубры выходили и сюда. Выследив очередное стадо, мы смотрели, как ведут себя зубры, и, определив заболевшего, стреляли, чтобы тут же зарыть тушу. От наших рук уже пало восемь обреченных. Жалость не отпускала сердце. Столько лет охранять, чтобы самим уничтожить…

Мы не могли держать под контролем всю территорию бывшей княжеской Охоты. Слишком нас мало. Не помню, как прошли две недели. Усталость и душевное опустошение валили с ног. Оказавшись снова на Умпыре, пустили на пастбище лошадей и сутки отсыпались, а потом, как сговорившись, еще сутки не упоминали о зубрах, словно на звере лежало строгое табу.

Примчался Христофор Георгиевич. И не один: с ним было пятнадцать всадников — добровольных егерей, а также ветеринарный врач из Майкопа. Целая экспедиция. В тот же день мы нашли стадо, и Шапошников сам убил больную зубрицу.

Врач только бегло осмотрел труп. Приговор был кратким:

— Вы не ошиблись. Ящур. Больные коровы есть в Сохрае, Хамышках, Курджиновской, Баговской, в станицах по Урупу. Широкая эпизоотия.

Шапошников увел меня к ручью. Мы сели на берегу.

— Еще одна неважная новость, — начал он. — Восточное стадо ушло. Отсюда с отрядом я еду на Большую Лабу, на Зеленчуки.

— Сами ушли?

Трудно поверить, зная привычку зубров к оседлости, к определенному месту.

— Браконьеры угнали. Собралось до пятидесяти охотников. Голодно по станицам, понимаешь? Война весь хлеб съедает. Рада берет. Деникин требует. Самим станичникам мясо нужно. По городам тиф. Люди бегут в глушь. А тут где возьмешь еду? Вот и решили скопом пойти на зубров. Стадо прорвалось и ушло. Видели их у Архыза, в Черкесии. Надо отыскать и пригнать обратно.

— Зубров с кнутом погоните? — насмешливо спросил я. — Не овцы все-таки.

— Вся надежда на их привязанность к родным местам. Только направить, а дальше сами потянутся, тропы запоминают.

— Братьев Никотиных берете?

— Непременно. Следопыты.

— Мы тоже пойдем!

— Э, нет! Вы здесь нужны. Отгородитесь построже от Сохрая и Даховской. От абхазов со стадами. От армян с Молчепы. Нужна полная изоляция зубров на заповедной территории.

На другой день Шапошников увел свою команду на восток. Ветеринар посоветовал перегнать зубров на новые, незараженные пастбища. Только этим мы и занимались.

Время между тем перевалило за середину года. Природа словно отдавала долги за минувшую морозную зиму. Чуть не каждый день на горы сваливался либо затяжной дождь, либо неистовая летняя гроза с ливнем, после которого реки выходили из берегов, страшно ревели, тащили деревья и камни, а то и ланку с олененком, волка, косулю — кого успевали захватить и утопить. От хлесткого грома звенело в ушах. Никакая одежда не спасала от воды. Со стоном падали под напором ветра высокие пихты. Угрожающе грохотали камнепады. После гроз горы становились неузнаваемы. Растрепанные дубы, ветровалы, размытые берега, натеки глины со склонов. Разбой…

Но проходило три — пять дней, и живая жизнь залечивала раны, возвращалась во всей своей красе. Быстрее всего тянулись вверх травы. Если находился свободный час, все брались за косы и готовили сено. На зиму сюда опять соберутся ускользнувшие от беды звери.

Когда я думал о тех нетронутых уголках природы, где жизнь била бы живым ключом, где не было бы разрушающего и созидающего влияния человека, как писал Аксаков, то прежде всего мне представлялась долина Умпыря. И конечно, бассейн Киши, куда уехали Василий Васильевич и Задоров.

Втроем мы продолжали упорно гонять зубров с их старых пастбищ. Явно больных зверей в последние дни не видели. Но стада поредели. Должно быть, немало трупов осталось лежать в темной кавказской глухомани.

Прошло еще две недели.

Однажды утром, открыв глаза, я услышал за окнами голос Бориса Артамоновича. Он… пел! Это казалось особенно удивительным, если вспомнить его устойчивую самоуглубленность в бедовые месяцы лета. И что пел! Я прислушался. Голос с хрипотцой выводил что-то смешливое, любовное. Но приехал-то он с Киши неспроста!

Алексей Власович лежал на своем топчане и улыбался.

Мы выглянули. Борис ворочал вилами сено. Конь стоял рядом, седло лежало потником вверх. Только-только приехал. И распелся. С чего бы это?

Хлопнула дверь. Борис Артамонович умолк. Поздоровались. Загорелое лицо Задорова, его смеющиеся глаза излучали ничем не скрываемую радость. Алексей Власович вместо приветствия строго спросил:

— Чего распелся, как на свадьбе?

— Какая свадьба? Просто хорошо на душе, эт-точно. Все в полном порядке. Ящура нет. Ни одного больного зубра на Кише, сколько ни высматривал.

— А в Сохрае?

— В селе есть. С пастбищ мы скотину турнули еще тогда, как заметили болезнь. Ездил проверять, Василь Васильевич посылал. А из Сохрая, когда услышал о происшествии, сбегал в Даховскую и Каменномостскую, чтобы из первых рук… Вот даже газету привез и листовку.