Вячеслав Пальман - По следам дикого зубра

— Ты ушел тогда в ночь, а я, парень, никак уснуть не мог. Боялся за тебя. Все сразу на твою голову. Многовато.

Я рассказал, что с ними случилось и как мы подоспели. Пропавшие охотники увязались за турами, попали на крутой ледник, там подранили двух козлов, пустились в погоню, и вот одно неосторожное движение, неверный шаг — и падение, которое могло закончиться трагически, не заявись на помощь наш отряд.

Холодная, хрусткая и морозная ночь прошла спокойно.

А утром управляющий Охотой Эдуард Карлович Ютнер послал на юг группу казаков с урядником Павловым готовить ночевки по пути следования гостей. Распоряжение всем понятное.

Нами уже владело радостное чувство освобождения. Настроение в лагере поднялось. Песельники грянули бодрую песню. Отоспался и вылез из своего шелкового шатра граф Сан-Донато. Возле него тотчас появился Семен Чебурнов. Его сиятельство уселся за стол, камердинер поставил перед ним бутылку. Граф высосал ее с завидной быстротой, побагровел и принялся шумно рассказывать, как свалил трех туров. Чебурнов притащил для доказательства три рогатых головы.

— Тремя пулями! — восторженно зачастил егерь. — Их сиятельство почти не целится. Навскид! Вот глаз! Вот рука!..

То ли Демидов уловил уж очень наглядную ложь, то ли в нем накопилось и искало выхода презрение к угодливому Семену, только он вдруг насупился, а когда к столу охотников вышел князь и другие сиятельные гости, он встал и пьяно закричал:

— Князь, а у тебя егеря-то продажные! Сами туров настреляли, я им по пятерке за голову обещал, а теперь славу мне поют! Не по-тер-плю!..

Все умолкли. Личико князя передернулось, глаза блеснули гневом.

— Выясни, кто виновен, — бросил он Ютнеру.

Графа увели в шатер. Управляющий нашел Косякина, и тот учинил настоящий допрос среди егерей. Вскоре Ютнер доложил князю:

— Егерь Чебурнов виновен, ваше императорское высочество.

— Выпороть! Двадцать розог! Для примера и острастки!

Косякин вызвал команду. Четыре казака подхватили беднягу и увели в лес.

Сан-Донато, расстроенный таким оборотом дела, пошумел в своем шалаше и больше не выходил. Пил в одиночку.

Перед вечерней трапезой егерей выстроили возле княжеского стола. Чебурнова не было. Князь постно сказал:

— Благодарю вас за службу.

И сел, согнувшись, в свое кресло. Прошла целая минута в молчании и замешательстве, прежде чем он добавил:

— Приступайте, Ютнер.

Управляющий Охотой поклонился, преисполненный торжественности. Он начал говорить о благотворном влиянии заповедности для развития фауны Кавказа, от имени князя высказал удовлетворение удачной охотой, во время которой были убиты один зубр, двадцать два оленя, восемь туров, более сорока серн и косуль, три кабана и медведь.

— Я убежден, — сказал он далее, обращаясь к великому князю и его гостям за столом, — я убежден, что дни, проведенные в трудах и охоте, останутся в памяти вашей как дни радостные, наполненные страстию и азартом, не сравнимыми ни с каким другим удовольствием. Эта охота, ваше императорское высочество, напомнила мне слова из «Охотничьего указа» царя Алексея Михайловича, второго из рода Романовых: «Дудите, охочи, забавляйтесь, утешайтеся сею доброю потехою, и угодно и весело, да не одолевают вас кручины и печали. Избирайте дни, ездите часто, напускайте, добывайте не лениво и не безскучно».

Князь скупо улыбнулся:

— Нам бы его печали, Ютнер!.. А впрочем, за новую встречу здесь, господа! — И он поднял бокал.

Улагай за его спиной взмахнул руками.

— Ур-ра! Ур-ра! — закричали казаки, забывая и трудности, и опасность, и жестокость, и кровь.

Дождавшись тишины, Ютнер сказал:

— Великому князю благоугодно отметить егерский корпус, обеспечивший хорошую охоту, личными подарками. Всех егерей, урядника Павлова и есаула Улагая князь награждает именными серебряными часами.

Подарки с княжеским вензелем Ютнер тут же передал нам.

Телеусов, стоявший рядом, тихо прошептал:

— Семена забыли. Теперь от зависти почернеет. И нам век не забудет…

После ужина мы с Алексеем Власовичем уединились. Счастливые столь благополучным окончанием охоты, уселись мы у костерка возле своего шалаша, разглядывали ночные тени леса и слушали песни.

От большого стола отделился Шильдер. Он спросил о чем-то у егерей и, пошатываясь, направился прямо к нам. Мы поднялись. Генерал подошел, постоял, рассматривая нас, и неожиданно обнял меня забинтованными руками:

— Спасибо, братец. Обязан тебе. И не забуду.

Растроганно сказавши так, повернулся и ушел.

Мы были очень смущены неожиданным проявлением чувств благодарности, полагая, что события на леднике уже забыты. В том происшествии, собственно, не было ничего особенного: в горах без взаимной поддержки нельзя. Кто из нас откажется помочь другому в беде?

Уже при холодном солнце, часов в восемь утра, к шатру великого князя подвели гнедого коня в седле черкесского типа — с высокой спинкой и передком. Князь закинул длинную ногу через седло, оглядел выстроенный отряд из казаков.

Охота выступила в последний поход. День стоял холодный, но солнечный, гроза и ночной мороз сбили последние листья с кленов, берез и осин, только ель да пихта стояли в густо-черной хвое.

Поднялись выше. Тут ощущался морозный ветер. Копыта с шумом сбивали отвердевшую траву, лопухи ломались с хлопком, напоминавшим револьверный выстрел. Быстро прошли широкую красивую долину Ачипсты, празднично выбеленную ночным инеем. Пересекли мрачные пихтарники и оказались на лугах, недалеко от Мастаканского хребта. Отсюда открывался широкий обзор.

В устье реки Холодной, притоке кипучего Уруштена, охоту ожидал ночлег. Уже стояли шалаши и палатки. В редком сосняке горели костры. Совсем близко от лагеря холодно поблескивал ледник. Он языками спускался с Псеашхо, наиболее высокого хребта близ перевала.

Ночевать у костров, под открытым небом было холодно. В вечернем воздухе отчетливо и громко гудела река. Над ней по-зимнему вился парок. На береговых камнях зацепились ледяные закрайки. Казалось, что наступила глубокая зима.

С утра предстоял еще один переход до поселка, уже по ту сторону перевала. Тропа повела в гору, все более тяжелая, щебенистая. Алан тяжело дышал и часто оглядывался, словно спрашивал, почему ему не хватает воздуха. Высота.

Двигались все медленней, с остановками. Вот и Дзитаки остался позади. Горы по сторонам всё ниже. Впереди открылась холмистая каменная равнина с жухлой травой и редкими березовыми кустиками. Перевал всегда рисовался мне как острый гребень, круто падающий в две стороны. Сюда север, туда юг. А тут было довольно пространное нагорье и холмы на нем. Только почему-то вот эти два ручейка текут не в ту сторону, откуда мы явились, а вперед по ходу.