Борис Сергеев - Живые локаторы океана

Мы пока плохо знаем язык животных. Грачи в период размножения пользуются 12 сигналами. Описано 18 сигналов, с помощью которых обмениваются мнениями павианы-гамадрилы. В языке кур – а их глупость известна повсеместно – около трех десятков «слов». Это для животных далеко не предел. Как утверждает английский ветеринар Дж. Айстер, в течение 20 лет изучавший поведение лошадей, их звуковой язык содержит более 100 «слов»! Лошади понимают сообщения, переданные им сородичами, даже в далекой от совершенства магнитофонной записи.

Язык животных – врожденный: ни говорить на «родном языке», ни понимать его они не учатся. Осваивать приходится лишь «иностранный». Всегда важно понимать соседей, хотя бы их сообщения об особо важных событиях – об опасности или обнаружении значительных запасов пищи. Существуют даже общеупотребительные «международные» языки, гораздо более популярные у животных, чем пресловутое эсперанто в человеческом обществе. На суше популярен язык ворон и сорок. Их сигналы опасности широко известны. Жителям морских побережий знаком язык бакланов. Услышав тревожный крик птиц, тюлени немедленно уходят в воду.

Способность понимать чужую речь – это пассивное знание языка. В гораздо меньшей степени животные способны активно пользоваться заимствованной системой сигналов, воспроизводить «слова» чужого языка. Такие способности обнаружены только у самых развитых существ – у обезьян, слонов, собак, лошадей, медведей, свиней, у птиц-пересмешников. Скворцы, вороны, галки и всеми любимые попугаи способны копировать даже человеческую речь, что в свое время вызвало смятение в рядах католической церкви. За пристальное внимание Ватикана заморских птиц нарекли попугаями, что в переводе с итальянского означает «папский петух».

Беседа с попугаем может быть достаточно содержательной. Попугай Коля из Конго, несколько лет назад получивший прописку в Ростове-на-Дону, знает 170 фраз; самые длинные из них состоят из 12 слов. Когда у него хорошее настроение, он поет: «Капитан, капитан, улыбнитесь...», а когда плохое, выводит грустно, со слезой: «Разлука ты, разлука...»

Беседа с таким «лингвистом» может быть достаточно осмысленной. Серый африканский попугай жако, по кличке Вовочка, которого привезли в Ленинград моряки, истерично кричал: «Пить! Пить!», когда обнаруживал, что в поилке высохла вода, или безапелляционно заявлял своему хозяину: «Вовочка хочет салата», если у него возникало желание пощипать зелень. А на вопрос: «Как жизнь?» – философски отвечал: «Как в сказке!»

Нередко одаривает слушателей своей мудростью попугай но кличке Кукси. Однажды первоклассник, сынишка хозяина попугая, пришел из школы весь в слезах: по дороге домой он вручную выяснял свои отношения с товарищами.

Естественно, птице нелегко постигнуть человеческие горести, нелегко понять причину мальчишеских слез. На стандартный вопрос вернувшегося с работы хозяина: «Как, Кукси, наши дела?», попугай, скорбно склонив голову и пряча глаза, ответил: «Опять двойка!»

Как видите, попугай – неплохой собеседник. Больше никто из животных, даже мудрые обезьяны, не способны к речевому общению с человеком. Только некоторых врановых птиц, при известном терпении и настойчивости, можно обучить выговаривать десятка два слов. При определенной снисходительности к собеседнику этого вполне достаточно, чтобы скоротать вечер за приятной беседой.

Уже одно то, что собственный язык животных врожденный, достаточно убедительно говорит о его крайней примитивности: в генетических программах могут быть предусмотрены лишь самые важные сообщения, самые универсальные ситуации. Однако само слово «язык» завораживает, невольно заставляет искать среди животных уникумов, с которыми можно побеседовать на равных. И если даже птицы с их крошечным примитивным мозгом могут копировать человеческую речь, почему не допустить такую же способность у существ, несомненно, более умных и способных. Находки, изредка случающиеся в этой области, в руках не слишком строго относящихся к своим научным сообщениям или чрезвычайно увлекающихся ученых и, тем более, журналистов, обычно тут же превращаются в легенды, имеющие весьма мало общего с действительностью.

Два десятилетия назад американский ученый Дж. Лилли, чьи эксперименты получили широкую известность, задался целью обучить дельфина английскому языку. Трудно судить, насколько он верил в осуществимость своей программы. Проще всего допустить, что подобная работа хорошо финансировалась.

А какую шумиху можно организовать в США вокруг дельфиньей проблемы и сколько выколотить из нее денег, легко догадаться, познакомившись с недавно прошедшим у нас американским фильмом «День дельфина». Так или иначе, но Лилли публично заявил, что через десять-двадцать лет человечество наладит связь с представителями других биологических видов. Ученый систематически проводил уроки английского языка с бутылконосыми дельфинами и, как ему казалось, добился значительных успехов. В книгах и статьях он поведал миру, что дельфины, обучающиеся в его лаборатории на острове Сент-Томас, подражают человеческой речи.

Самым сенсационным было заявление дельфина Лиззи, сделанное ею за несколько часов до смерти. В конце рабочего дня, когда усталые исследователи торопились закончить эксперимент, вмешавшись в человеческий разговор, Лиззи выкрикнула: «This is a trick» («Нас обманули»). Впрочем, Лилли допускает, что это было недостаточно точное воспроизведение фразы «It’s six o’clock» («Уже шесть часов»).

Реплику Лиззи зафиксировал магнитофон; однако мы, наверное, так никогда и не узнаем, что она имела в виду. Как объясняет Лилли, слова, произносимые афалинами, трудно узнать из-за специфического дельфиньего «акцента». Подражая звукам человеческой речи, животные якобы используют все свои акустические возможности, включая ультрачастотные компоненты. Чтобы сделать высказывания дельфинов понятными для человека, Лилли отфильтровывал все звуки выше 5 кГц, а лежащие ниже – усиливал. Кроме того, – при прослушивании скорость воспроизведения звуков уменьшали в 4–16 раз. Но и в этом случае, по словам Лилли, чтобы узнать в издаваемых дельфином звуках английские слова, нужно было привыкнуть к дельфиньему «акценту» (точнее – обладать известной долей фантазии). Лилли признается, что даже среди его сотрудников, постоянно общающихся с теми же животными и, видимо, достаточно хорошо освоившими дельфиний «акцент», далеко не все разделяют уверенность, что дельфины подражают человеческой речи. Судите сами, насколько велика достоверность выводов американского специалиста по контактам с китообразными.

Лилли настойчиво добивался установления контактов с дельфинами. В одном из экспериментов его сотрудница Маргарет Хад провела наедине с юным дельфином по кличке Питер два с половиной месяца. Они жили в одном общем бассейне и ни на минуту не расставались. Питер предпочитал держаться на глубоких его участках, а Маргарет, по вполне понятным причинам на мелководье, спать она забиралась на подвешенный к потолку помост, служивший ей постелью.