Виктор Леглер - Южнее Сахары

Девушки из «Звезды Африки» тоже поначалу настойчиво пытались привлечь его внимание, но все-таки это были проститутки из дешевого грязного придорожного борделя. Как-то раз вечером они, хихикая, затащили Андрея в свой круглый домик, но единственным возникшим у него чувством в этом доме, освещаемом масляными плошками, с колыхающимися тряпочными занавесками под соломенной крышей, было ощущение неведомой, но грозной пожарной опасности.

Как ни странно, единственного человека в Африке, которого он мог назвать своим другом, он нашел здесь. Это была одна из девиц борделя, носившая малоподходящее для ее профессии имя София. Как миллионы африканских городских девушек, она имела Великую мечту: выйти замуж за белого и уехать с ним жить в Европу. О себе она выражалась почти пушкинскими словами: «Черт меня дернул родиться красивой и умной в Африке». Черных мужчин она терпеть не могла и охотилась только на белых, ожидая принца, который увезет ее с собой. Она могла позволить себе выбирать клиентов, не отказывая прямо, чего не позволяла этика ее профессии, но назначая неприемлемую для нежелательного поклонника цену. Она была родом из Дакара, а сюда ее занесло с каким-то датчанином, с которым они то ли поругались по пути, то ли он ее бросил, и она, решив, что здесь конкуренция меньше, чем дома, осталась поджидать свое счастье на большой дороге. Нелюбовь к мужчинам своей расы она приобрела благодаря отцу, который, живя в крайней бедности, наделал девять детей, включая ее, потом нашел хорошо оплачиваемую работу и тут же бросил семью ради новой молодой жены, с которой сделал еще шестерых, потом снова обеднел, состарился, был выгнан и вернулся в старую семью. Восприятие мужчин и женщин в глазах Софьи было в чем-то близко российскому. Женщины жили сами, торговали на рынках, горбились на огородах, на нищенские доходы поднимали детей, а мужчины хотели есть, спать, развлекаться и требовали заботы.

Она действительно была красивой и умной, свободно говорила на английском и французском, все со слуха, поскольку в школе не училась, могла объясниться по-немецки, по-испански и по-итальянски (следы ее разнообразных связей), не считая нескольких африканских диалектов. Они с Андреем быстро выяснили его бесперспективность как принца, но полюбили сидеть и болтать друг с другом в моменты, когда в баре не было других белых, привлекающих профессиональное внимание Софии. Иногда она мечтательно шептала Андрею, нараспев, глядя куда-то вдаль, как Ассоль:

– У него будут белые волосы и голубые глаза. Он выйдет из большого блестящего джипа, (Андрей мысленно добавлял: «под алыми парусами»), увидит меня,и увезет в Копенгаген. И у меня будет машина и большой цветной телевизор, видеофильмы и большая ванна.

Что еще будет у нее в Европе, она не знала.

Она рассказывала ему о веселом портовом городе Дакаре, и в этих рассказах Андрей вдруг ощутил вкус сладкой и несбыточной романтики своего детства, подростковых песен, вроде: «Но прежде чем уйти в далекие пути, на берег был отпущен экипаж». София была та самая «девочка из Нагасаки», о которой они пели в восьмом классе. Она не сомневалась в том, что подросшая девочка должна идти в бар, чтобы попытаться устроить свою жизнь. Многие ее подруги вышли замуж и уехали в Европу, а у нее в последний момент что-то сорвалось, отчего она оказалась в Кундугу, но она была уверена в своей будущей удаче. Она рассказывала о французах и немцах, приезжающих в Африку в поисках экзотических секс-услуг, которые в своей стране были для них слишком дороги, о секс-бизнесменах, вербующих девушек для разнообразных заведений в Европе. Ей тоже предлагали, однажды она чуть не поехала в шикарный интернациональный бордель в Вену, но отказалась, поскольку хотела покинуть Африку не проституткой, а женой. Как-то она сказала, что русские проститутки в Дакаре тоже есть, и что «они другие».

– В чем другие? – спросил Андрей с интересом, полагая, что сейчас узнает что-нибудь о загадочной славянской душе.

– Все девушки, когда выпьют, смеются, а русские, когда выпьют, плачут.

Часто жизнь ее и ее подруг напоминала бульварные романы, о чем она сама не знала, потому что не умела читать и потому что книжная культура не свойственна африканцам, даже образованным. Например, она была знакома с немцем, который страстно полюбил африканскую девушку и поселил ее в своем доме, а та страстно любила своего черного любовника и с немцем жила только из-за денег. Кончилось это тем, что любовник немца убил, они похитили все деньги из его сейфа и в ту же ночь убежали в другую страну. Вообще в ее рассказах белые часто становились жертвами африканского коварства, теряли деньги, здоровье и нищими возвращались домой. Еще как-то раз она, упоминая имя своей подруги, заметила вскользь, что это была та самая, которая потом сошла с ума, а когда Андрей заинтересовался, рассказала такую историю: Подругу звали Фатима. Она полюбила красивого, смелого, гордого нигерийца и уехала с ним. Нигериец оказался бандитом, по ночам он с друзьями останавливал машины, грабил, случалось, и убивал. Фатима стала чем-то вроде хозяйки бандитской хаты. Однажды ночью полиция выследила банду после налета, окружила дом и захватила всех. В стране был военный режим, и всю банду без излишних формальностей расстреляли. Фатима присутствовала при казни, после чего ей сказали, что на этот раз ее отпускают. Она сумела вернуться домой, но потеряла рассудок.

Еще София рассказывала о жизни в бедных кварталах Дакара, не в трущобах, а в старых, традиционных кварталах, об отчаянной борьбе за выживание, о сложных коммерческих операциях с оборотом в сто долларов, о войнах между родственниками с помощью колдунов и ядов за комнатку в глинобитном доме, за швейную машинку «Зингер» образца 1920 года, обо всем том, во что она твердо решила не возвращаться. Иногда они заходили в гостиничный номер, который Андрей снимал на час. Их секс был тоже дружеский и безлично-нейтральный, даже без учащенного сердцебиения. Для нее это был дневной заработок, для него – не лишенная удовольствия медицинская процедура, полезная для здоровья. На втором курсе института они в студенческом общежитии горячо спорили: могут ли быть ли чисто дружеские, лишенные сексуальной составляющей, отношения между мужчиной и женщиной. Возможно, это было как раз то самое.

Сегодня, правда, и София отсутствовала. Девушки сказали, что она уехала чуть ли не в Кайен по какому-то поручению хозяина. Он допил свой тоник в одиночестве, ничем не отвлекаясь от мыслей. Когда солнце стало склоняться к закату, он сел в машину и поехал на участок с каким-то смутным, несформулированным ощущением. Что-то было не то.