Ева Липняцкая - Эти странные поляки

Население Польши составляет 38 миллионов (для сравнения: немцев – 81 миллион, чехов – 10 миллионов, словаков – 5 миллионов, венгров – 10 миллионов, литовцев – 3,75 миллиона, украинцев – 52 миллиона и русских – 149 миллионов).

Легенда гласит, что трое братьев-славян — Чех, Лех и Рус отправились искать по белу свету счастье. Чех на первой же подходящей полянке основал Чехию, а два других брата шли да шли, пока Лех не увидел гнездо орла; приняв его за доброе предзнаменование, он основал Гнезно — первую столицу Польши. А Рус пошел дальше.

Даже человек, не знакомый с этой легендой, без труда догадается, что имена двух братьев дали названия двум народам. Что касается третьего — Леха, — то его имя превратилось в прозвище «лях».

Очевидно, что выбор Леха достоин войти в десятку самых неудачных решений в мировой истории. Изрядная часть страны попала на плоскую как блин, открытую всем ветрам равнину; специалисты по военному делу называют ее идеальным театром военных действий (эту географическую особенность сегодня эксплуатируют без всякой агрессии посредством аренды — помимо прочего, для учений НАТО). В свое время на Польшу покушались чуть ли не все державы Европы (да и не только Европы), в том числе Швеция, как ни странно это звучит в наши дни.

За два с лишним столетия Польша знала лишь два коротких периода независимости. Первый выпал на два десятилетия между мировыми войнами. Второй начался совсем недавно.

До 1991 года, несмотря на повальное желание поляков хоть куда-нибудь эмигрировать, граница стояла на замке. Отсюда и анекдот про польского президента и его любовницу — актрису.

Президент ей говорит:

— Проси у меня все, что пожелаешь.

—Дай паспорта всем, кто хочет уехать. — Ах ты, проказница! Хочешь остаться со мной наедине?!

Но стоило дверце распахнуться, как поляки выпорхнули из клетки и разлетелись кто куда. Они жаждали и алкали свободы так долго, что теперь согласны только на идеал, и никак не меньше. Но в то же время они достаточно реалистичны, чтобы понять: идеала не существует. И у них достаточно трезвые головы для осознания того, что окружающие их силы только и дожидаются возможности снова захлопнуть дверцу.

Поляки самокритичны: уж кто-кто, а они-то знают себя как облупленных. Более того, они просто-таки упиваются своими изъянами и пороками.

Они совершенно спокойно относятся к тому, что их социальная, политическая и экономическая жизнь постоянно подвергается детальнейшей разборке и последующей сборке в любом мыслимом порядке, не говоря уж о бесконечном обсуждении. Нет ни одной национальной черты характера — ни реальной, ни воображаемой, — по поводу которой они бы не сетовали и не перечисляли ее прискорбные последствия.

Когда же надо от слов переходить к делу, вот тут-то с поляками совсем беда: они лезут в спор по любому поводу, не соблюдают дисциплину, не могут быть последовательными, а также вспыхивают как порох, о чем вам неустанно будет твердить всякий поляк. Однако упаси Боже, если чужеземец хотя бы заикнется на ту же тему! Они не потерпят, чтобы посторонние тыкали пальцем на их недостатки. Подвергшись нападкам, они будут яростно отстаивать все свои минусы до последнего, как правило, начиная с фразы: «Вам, пожалуй, не понять, проблема слишком польская». Если же вы будете настаивать на своей точке зрения, то обидите собеседника, а для поляков обижаться — самое привычное и милое дело. Как ни прискорбно, но наиболее здравые решения всех проблем зачастую приходят им в головы далеко за полночь, в подогретой алкогольными парами атмосфере, а поутру забываются в чаду похмелья.

Поляки считают русских унылыми типами, рожденными затем, чтобы подчиняться, и утверждают, что в бою те берут не умением, а числом. И хотя поляки боятся русской мафии, они хватаются обеими руками за финансовые возможности, которые сулит торговля с Россией и бывшими советскими республиками.

Глядя на русских свысока, поляки жалеют их и рассказывают про них анекдоты. Например, такой: во время обострения взаимного недоверия поляки вскрыли нефтепровод «Дружба», идущий из России в Польшу, чтобы проверить, в какую сторону нефть течет на самом деле.

Поляки также считают унылыми типами и немцев, каковые в одиночку и носа за порог не кажут, а все вкупе превращаются в захватчиков, стремящихся к господству (либо военным, либо торговым путем) и рожденных повелевать. Анекдотов о немцах почему-то почти нет.

При этом полякам настолько не повезло, что они оказались втиснутыми как раз посередке между этими двумя нациями, но время от времени им удается обращать это обстоятельство себе на пользу, играя роль посредника.

Объекты для восторгов они ищут подальше на стороне. Век за веком поляки, особенно аристократия, преклонялись перед французами. Подражали им во всем: от языка до мод — и всякий, кто мог позволить себе роскошь жить во Франции, в Польше почти не показывался.

Поляки, яростно противившиеся превращению их в русских или немцев, добровольно разыгрывали из себя французов. Перед Наполеоном благоговели, хотя тот видел в поляках лишь пушечное мясо, а в основу польского законодательства и многих гражданских институтов положили кодекс Наполеона. Покончить с этой односторонней влюбленностью удалось лишь во время Второй мировой войны благодаря самоотверженным усилиям маршала Петена и его коллаборационистскому режиму.

С падением Франции в 1940 году поляки, не видя иной альтернативы, переметнулись к англичанам. Они пересекали Ла-Манш всеми доступными способами и при каждом удобном случае вступали в английскую армию. После войны польское правительство в изгнании в комплекте с оппозиционными партиями обосновалось в Англии. Те же, кто остался в Польше, пытались во всем подражать английскому стилю и употреблять английскую речь.

Более всего поляки восторгаются легендарным английским хладнокровием, поэтому они были ошеломлены визитом английских футбольных хулиганов — ведь джентльменам не пристало вести себя подобным образом. Однако они быстро оправились от шока.

В американцах поляков восхищает целеустремленность при погоне за богатством, за нее же «штатников» и презирают, полагая, что они пгеkulturalni (то есть попросту считают их бескультурьем), что в глазах поляков равноценно анафеме. Ничуть не удивительно, что анекдоты про поляков, завезенные из Америки, в Польше популярностью не пользуются. Зато сами поляки вовсю насмехаются над своими американскими родственниками, считая их довольно наивными, но сей недостаток списывают на тепличные условия заокеанской жизни.