Дэвид Аттенборо - Путешествия натуралиста. Приключения с дикими животными

Южная Америка — место обитания самых удивительных, самых милых и самых жутких животных в мире. Мало кто сравнится с ленивцем, который передвигается медленно и бесшумно, время от времени зависая головой вниз на высоких лесных деревьях; едва ли найдется зверь более странный, чем живущий в саванне гигантский муравьед с его нелепым, непропорциональным туловищем, хвостом, развевающимся, словно обтрепанный флаг, и беззубой мордой, вытянутой в изогнутую трубу. Но вокруг так много дивных птиц, что на них почти не обращаешь внимания. Оглушительно верещат цветастые попугаи макао (глядя на их изысканное оперение, трудно поверить, что они способны так истошно орать), колибри, похожие на драгоценные камешки, в поисках нектара порхают с цветка на цветок, их переливчатые перья сияют всеми цветами радуги.

Иные многочисленные обитатели южноафриканской природы вызывают восторг, граничащий с отвращением. Взять хотя бы стаи речных рыб-людоедов, готовых разорвать в клочья любое живое существо, которое окажется рядом с ними, или «страшилку» для европейца и суровую реальность для Южной Америки — летучих мышей-вампиров, по ночам покидающих свои лесные места ночлега, чтобы сосать кровь коров и людей.

Я ни на миг не сомневался в том, что следующей после Африки, где проходила наша первая зоологическая поисковая экспедиция, должна стать Южная Америка. Но какую часть этого огромного, пестрого континента выбрать? В конце концов мы решили отправиться в Гайану — единственную английскую колонию, сохранившуюся в южной части Америки. К нашей «африканской компании» — Джек Лестер, Чарльз Лагус и я — на сей раз присоединился смотритель Лондонского зоопарка Тим Вайнелл. В те годы он был приставлен к копытным, но за долгое время работы в зоопарке ему довелось иметь дело с разными животными. Теперь на него возлагалась трудная и неблагодарная обязанность — сидеть в нашем лагере на берегу и присматривать за зверьем, которое мы поймаем.

Итак, в марте 1955 года мы приземлились в столице — Джорджтауне. Три дня ушло на то, чтобы получить необходимые разрешения, пройти таможенный досмотр наших фотоаппаратов и кинокамер, обзавестись необходимой кухонной утварью, едой и гамаками, — и теперь нам не терпелось отправиться наконец на поиски «экспонатов». К этому времени мы уже приблизительно представляли себе, как будем действовать. Карта подсказывала, что значительная часть Гайаны покрыта тропической сельвой, которая простирается на север до Ориноко и на юг до бассейна Амазонки. На юго-западе леса идут на убыль и уступают место обширной, покрытой травой саванне, а вдоль берега тянется полоса освоенной земли, где рисовые поля и сахарные плантации перемежаются небольшими затоками и болотами. Нам было ясно: чтобы как можно полнее представить в коллекции фауну Гайаны, надо обследовать все регионы, поскольку в каждом обитали животные, характерные только для этих мест, которых нельзя больше нигде найти. Однако понять, куда надо идти в каждом из регионов и в каком порядке изучать территории, мы смогли только после того, как вечером третьего дня нас пригласили поужинать с превосходными знатоками этих мест — Биллом Сеггаром, окружным чиновником, ответственным за отдаленные лесные территории на западной границе, Тайни Мак-Турком, ковбоем из саванны Рупунуни, и лечившим американских индейцев врачом Сэнниддом Джонсом, которому доводилось навещать пациентов в разных уголках колонии. Почти до рассвета мы разглядывали фотографии, смотрели фильмы, исследовали карты и лихорадочно делали заметки. Когда наконец мы распрощались, у нас был подробный план действий: сначала — саванна, затем — леса и последними — прибрежные болота.

На следующее утро мы пришли в контору авиакомпании, чтобы узнать о транспорте.

«В Рупунуни на четверых, сэр? — уточнил чиновник. — Конечно. Вылет завтра».

Чарльз Лагус с черепахой мата-мата

В радостном возбуждении Джек, Тим, Чарльз и я забрались в самолет, который должен был доставить нас на место. Однако мы не думали, что наши души пропутешествуют в пятки гораздо раньше, чем можно бы ожидать. Нашим пилотом был полковник Уильямс, первым в Гайане отважившийся летать в самые непроходимые места. Мы знали, что попасть в самые недоступные уголки страны можно было только благодаря его смелости и смекалке, но, только поднявшись в воздух, поняли, что он управляет самолетом совсем иначе, нежели летчик, который вез нас из Лондона в Джорджтаун. Наша «дакота» с ревом неслась по взлетной дорожке; пальмы в конце полосы угрожающе приближались. Мне стало казаться, что с самолетом творится неладное и мы вообще не взлетим, как вдруг, в последний миг, он круто взмыл и пронесся над самыми верхушками деревьев. Мы ошарашенно переглянулись, перекрикивая шум, поделились друг с другом своими опасениями, и я отправился к полковнику Уильямсу узнать, что же случилось.

«В малой авиации, — прорычал он сквозь зубы, тыча сигаретой в жестяную пепельницу, прикрепленную к панели управления, — в этом деле, я считаю, самое опасное — взлет. Если один из моторов в неподходящее время вдруг возьмет и откажет, грохнешься в лесу, и никто не поможет. Поэтому на земле я всегда разгоняюсь так, чтобы подняться даже без моторов. Вы что, ребята, испугались?»

Я поспешно заверил полковника Уильямса, что мы даже не забеспокоились, просто хотим побольше узнать о техниках вождения самолетов. Полковник Уильямс хмыкнул, сменил короткофокусные очки, какие он надевал во время взлета, на длиннофокусные, и мы полетели.

Под нами во все стороны, куда ни глянь, зеленым бархатным покрывалом простирался лес. По мере того как мы приближались к огромному нагорью, деревья под нами словно вырастали. Полковник Уильямс держал самолет на прежней высоте, пока лес не приблизился настолько, что можно было разглядеть, как носятся в листве попугаи. Ландшафт выровнялся, и лес постепенно начал меняться. То там, то тут замелькали островки пастбищ, и вскоре мы летели над обширной равниной, испещренной серебристыми ручьями и покрытой белыми пятнышками невысоких термитных холмов. Самолет снизился, описал круг над стоящими близко друг к другу белыми строениями и стал приближаться к посадочной полосе, если так можно назвать участок саванны, отличающийся от других лишь тем, что его очистили от термитников. Полковник мягко посадил свою «дакоту» и с трудом направил ее к кучке людей, ожидавших прибытия самолета. Мы перелезли через гору грузов, закрепленных на полу самолета, и выпрыгнули, щурясь от слепящего солнца.