Арто Паасилинна - Тысяча Чертей пастора Хуусконена

В израильской Хайфе публичное мероприятие провели на обширной прибрежной территории. Оно собрало более тысячи человек и в виде пожертвований принесло пять тысяч долларов. Был вторник, 20 июня, и текст дня, 9-й стих 6-й главы Первого послания к Тимофею святого апостола Павла звучал следующим образом:

А желающие обогащаться впадают в искушение и в сеть и во многие безрассудные и вредные похоти, которые погружают людей в бедствие и пагубу.

В Хайфе также появился один недоброжелатель, который обвинил пастора Хуусконена в богохульстве и потребовал его высылки из еврейского государства. Мужчина считал, что вере не подобает быть представленной в звериной форме, посредством дикого животного. А то, что лютеранский священник устраивает шум в разных уголках мира, выставляя религию на посмешище, – настоящий позор, худший вид сектантства. В подтверждение сказанного мужчина зачитал выдержки из интервью с Хуусконеном, очень сильные. Хуусконен якобы бахвалился перед каким-то журналистом, что его ручной медведь на самом деле реинкарнация Иисуса Христа.

Пастор Хуусконен не помнил, чтобы говорил подобное, но Таня ему шепнула, что он нес этот вздор в радиорубке, когда корабль шел через Дарданеллы. Пастор тогда был пьян в стельку.

– Черт возьми, и ты не заткнула мне рот.

– «Пьяного грехи, да трезвого ответ» – есть такая старая русская пословица.

Ситуация обострилась настолько, что возбужденная толпа набросилась на пастора Хуусконена с намерением хорошенько его вздуть. Однако намерение так и не воплотилось в жизнь, поскольку на помощь пришел Тысяча Чертей. Медведь врезался, точно пушечное ядро, в толпу и обратил в бегство волочивших Хуусконена недоброжелателей. От поспешного отступления нападавших на площадке осталась кипа мужских сандалий. Хорошо, что из Хайфы удалось убраться без еще более серьезных конфликтов.

На Кипр, где корабль должен был принять новых путешественников, «Ойхонна» возвращалась почти пустой. По обыкновению пастор Оскари Хуусконен и его медведь Тысяча Чертей провели в Лимасоле несколько молебнов. Успех был относительный.

На Кипре на автомобильную палубу «Ойхонны» заехал маленький пыльный грузовик, «Бедфорд» 70-х годов выпуска, а в его кузове раскачивалась сбитая из круглых бревен финская сауна, какие строят на берегу. Сооружение было всего пару метров в ширину и три в длину, с маленькой террасой, дымоходом из листового металла и запачканными сажей окнами. Крыша – из дегтевого картона, стены выкрашены красным. Совершенно прелестная сауна, только как она оказалась в восточной части Средиземного моря, в кузове машины и куда ее везли? Много странностей пастор Хуусконен встречал во время своего путешествия, но деревянную финскую сауну он ни в одном море раньше не видел. Тем не менее в сердце всколыхнулась тоска по дому: сколько времени уже прошло с тех пор, как он хорошенько парился?

Когда «Ойхонна» снова вышла в море, направив нос в сторону Крита и Мальты, Хуусконен стал выяснять, кем был водитель грузовика. Это не составило большого труда: вечером в медвежьем баре появился уставший человек лет сорока и заказал у Тысячи Чертей кружку холодного пива. Мужчина оказался финном. Пастор Хуусконен, обрадовавшись, составил ему компанию.

Мужчина представился Давидом Синкконеном, торговым представителем нескольких финских компаний, строящих виллы. Он находился за границей, заключая сделки, уже четыре года подряд, сначала был в Скандинавии и Центральной Европе, а теперь в Средиземноморском регионе.

– В Германии, Австрии и итальянских Альпах я продавал дачные домики и сауны десятками, сначала по пятьдесят штук в год. Но потом мне захотелось уехать на юг Альп, и, надо признать, это была ошибка. В Средиземном море не ценят добротную финскую плотницкую работу, да и париться не умеют.

Тысяча Чертей пришел вытереть стол. Пастор спросил у торгпреда Синкконена, не удивило ли его, что барменом здесь работает медведь.

Давида Синкконена мохнатый официант особенно не поразил. Он устало отметил:

– За свою жизнь я повидал и более поразительные вещи. Особенно в последние годы – чего со мной только не случалось.

Торгпред Давид Синкконен был в разводе. Детей в браке не завел. Его родители умерли, других родственников не осталось. Финских друзей Синкконен вспоминать не хотел. Жизнь он вел одинокую, а теперь еще и бедную, жалкую. Последний раз он продал одну виллу в Боснию, боснийские войска сделали из нее базу для управления артиллерийским огнем, красивый фундамент из строганых пиломатериалов закопали в вязкую горную землю. Деньги за дом так и не заплатили. Из компании Синкконену сообщили, что ему незачем лезть на поле боя, чтобы продавать виллы. Примыкающие к постройке береговые сауны лучше подходят для мирного проведения свободного времени.

Синкконен допил свое пиво. Он сказал, что заберется на автомобильную палубу и будет спать на полке в сауне. Средств на оплату койки в каюте у него не было. Он уже год жил в собранной им в кузове машины модели сауны. Она потеряла вид, и представлять ее покупателям как образец теперь не имело смысла.

– Было бы настоящее чудо, если бы я заключил еще хоть одну сделку, – произнес он с убитым видом и пожелал пастору спокойной ночи.

Греческий Пирей, итальянский Салерно, сицилийские Сиракузы – и, наконец, уединенное государство-скала Мальта! Когда-то – пока острова Мальта и Гозо еще были частью африканского континента – здесь бродили носороги. Однако сотрясающиеся материки разошлись, и Мальта оказалась посреди Средиземного моря, между Африкой, Аравией и Европой, и все от нее стало далеко, как от забытых Соловков на холодном Севере.

«Ойхонна» медленно шла ночью по направлению к огромному порту и освещенным крепостным стенам Валлетты: изгнанные из Иерусалима и Кипра крестоносцы строили их со времен Средневековья, и во время Второй мировой войны этот неприступный порт бомбили, возможно, даже с большей жестокостью, чем Перл-Харбор в Тихом океане или Мурманск в Северном Ледовитом.

Стены из желтого песчаника сияли золотом в свете прожекторов и отбрасывали длинные и неровные отражения в бирюзовое море. Утомленная безветренной ночью мертвая зыбь дышала едва заметно. Суровая красота, внушающая трепет. Этим зрелищем собрались насладиться все плывшие на корабле, в том числе, конечно, пастор Оскари Хуусконен, Таня Михайлова, Давид Синкконен и Тысяча Чертей, который оперся о леера и после долгого морского путешествия уловил запах обитаемого острова, подняв нос к ночному небу. Он фыркал, его верхняя губа подрагивала, с острова поступали самые разные возбуждающие сигналы.