Жан-Батист-Бартелеми Лессепс - Лессепсово путешествие по Камчатке и южной стороне Сибири

Жан-Батист-Бартелеми Лессепс

ЛЕССЕПСОВО ПУТЕШЕСТВИЕ ПО КАМЧАТКЕ

и южной стороне Сибири

в течение 1787 и 1788 годов

Перевод с английского издания:

J. Johnson, St. Paul's Church-Yard, Лондон, 1790 года

и французского издания 1790 года.

Эта книга — всего лишь дневник моих путешествий. Я не стремился предвосхитить суждение моего читателя и не претендовал на его снисходительность, уверяя его, что вовсе не собирался писать никакой книги. И надеюсь, что мой рассказ не будет менее интересным, когда станет известно, что единственным побуждением к его написанию была необходимость заполнить свободное время, и что моё тщеславие не простиралось дальше того, чтобы правдиво описать моим друзьям трудности, с которыми мне пришлось столкнуться, и рассказать о наблюдениях, которые я сделал на своем пути. Нетрудно будет заметить, что я писал урывками, часто небрежно, а иногда тщательно — как позволяли обстоятельства, или в зависимости от того, насколько сильные впечатления производило на меня то, что в тот момент меня окружало.

Сознавая свою неопытность, я считал своим долгом не упускать ни малейшей возможности удовлетворить своё любопытство, как будто предвидел, что меня призовут к ответу за потраченное время и знания, которые я имел возможность приобрести. Боюсь только, что скрупулёзная точность, в рамки которой я себя заключил, не придала моему повествованию большого изящества и разнообразия.

События, относящиеся лично ко мне, настолько связаны с предметом моих заметок, что я не заботился о том, чтобы скрывать это. Поэтому меня вполне можно упрекнуть в том, что я слишком много говорил о себе, но это — надо признать — главный грех всех путешественников в моём возрасте.

Кроме того, я готов обвинить себя в частых повторениях, которых избежало бы более опытное перо. В некоторых вопросах, особенно в отношении путешествий, едва ли можно избежать однообразия стиля. Чтобы нарисовать одни и те же предметы, нам приходиться использовать одни и те же цвета; следовательно, похожие выражения периодически повторяются.

Задержка с публикацией этого дневника требует некоторого объяснения. Несомненно, я мог бы выпустить его в свет раньше, и это был мой долг, но чувство признательности не позволяло мне делать этого до возвращения графа де Лаперуза. «Что значит моё путешествие? — спрашивал я себя. — Для публики это всего лишь довесок к важной экспедиции этого джентльмена, а для меня же это почётное свидетельство его доверия». Эти соображения побуждали меня в первую очередь предоставить отчёт моему капитану. В этом был также и мой собственный интерес. Как бы я был счастлив, если бы, разрешив опубликовать мои приключения в качестве дополнения к его путешествиям, он соизволил сделать меня своим соратником! Признаюсь, этот апофеоз моего честолюбия был единственной причиной моего промедления.

Увы, после года нетерпеливого ожидания оказалось, что желаемое всё ещё далеко! С момента моего приезда не прошло и дня, чтобы я не вспоминал об «Астролябии» и «Буссоли». Как часто, пересекая в воображении моря, которые им предстояло проплыть, я пытался проследить их продвижение от порта до порта, вычислить их задержки и измерить все перемены их курса!

Когда в момент прощания на Камчатке офицеры наших судов скорбно обнимали меня, как безнадёжно потерянного, кто мог сказать, что я вернусь на родину, а многие из них никогда больше не увидят её, и что я сам пролью слезы над их судьбой!

В сущности, я едва успел обнять мою семью и поздравить себя с успехом моей миссии, как донесение о наших несчастьях на Островах Мореплавателей [1] Прежнее название островов Самоа. – прим. перев. наполнило моё сердце скорбью и печалью. Виконта де Лангля, этого храброго моряка и верного товарища, друга нашего командира, человека, которого я любил и уважал, как своего отца, больше нет! Моё перо отказывается описать его трагическую кончину, но моё чувство благодарности говорит мне, что воспоминание о его добродетелях будет вечно жить в моем сердце.

Читатель, кто бы ты ни был, прости это невольное излияние моего горя. Если бы ты знал того, кого оплакиваю я, ты бы смешал свои слезы с моими и, как и я, молил бы небо, чтобы ради нашего утешения и во славу Франции командир экспедиции и те из наших храбрых Аргонавтов, которых она сохранила, могли скорее вернуться домой. Ах! Если бы, пока я пишу, попутный ветер наполнил их паруса и направил к нашим берегам! — Да будет услышана эта молитва моего сердца! Пусть день, в который эти строки будут напечатаны, будет днём их возвращения!

Я получаю депеши и схожу на берег – Отправление фрегатов – Невозможность добраться до Охотска до открытия санного пути – Описание Петропавловской гавани – Природа – Климат – Реки Авачинской бухты.

Когда мне исполнилось двадцать пять лет, я вступил в самый памятный период моей жизни. Сколь бы долгой и счастливой ни будет ещё моя карьера, я сомневаюсь, что мне суждено когда-нибудь побывать в столь же славной экспедиции, как та, в которой в настоящее время участвуют два французских фрегата: «Буссоль» и «Астролябия». Первым командует граф де Лаперуз, начальник экспедиции, а вторым — виконт де Лангль [2] Если бы моё перо было достойно того, о чём оно повествует, какие замечательные вещи я мог бы рассказать об этих знаменитых людях, созданных для того, чтобы совершать самые великие дела с величайшим искусством! Но их подвиги и общественное уважение давно поставили их выше всех моих похвал. .

Это кругосветное путешествие вызывало живейший интерес, все с нетерпением и любопытством ждали известий от этих прославленных мореплавателей из стран и морей, куда послала их Франция и вся Европа.

Для меня было лестно получить от графа де Лаперуза привилегию сопровождать его более двух лет, и ещё более я был обязан ему за честь доставить его донесения во Францию по суше! Чем больше я размышляю об этом ещё одном свидетельстве его доверия, тем больше чувствую, чего требует такое поручение и насколько я не был к нему пригоден; я могу только приписать его предпочтение необходимости выбора для этого путешествия человека, который жил в России и мог говорить на её языке.

Позвольте мне здесь воздать должное верному спутнику опасностей и славы графу Лаперузу за то, что он всегда был мне советником, другом и отцом.

Вечером я простился с моим командиром и его достойным коллегой. Судите сами, как я страдал, когда провожал их к ожидавшим их шлюпкам! Я не мог ни говорить, ни расстаться с ними; они по очереди обнимали меня, а мои слезы выдавали моё душевное состояние. Моя скорбь о том, что я оставляю их, не поддаётся описанию. Офицеры, находившиеся на берегу, тоже попрощались со мной: они были взволнованы, молились о моей безопасности, всячески утешали меня и старались помочь, как только могли. Из их объятий я был передан в руки полковника Козлова-Угренина [4] Григорий Алексеевич Козлов-Угренин (1738-?) — полковник, комендант Охотска и Камчатки в 1784–1789 гг. Участник первой турецкой войны 1768-1774 гг. – прим. перев. , коменданта Охотска, которому граф де Лаперуз рекомендовал меня скорее как своего сына, чем как офицера, которому поручены его депеши.