Константин Колотов - Сквозь Африку. Заметки и размышления путешественника на деревянном велосипеде

Два километра я прошел за тридцать минут. Идти было непросто, но и ничего сверхъестественного. Просто идешь, и все. Когда-то сверкающая серебром вершина кратера сегодня почти лишилась своей шапки из ледника. Климатологи говорят, что еще десять-пятнадцать лет, и единственный в Африке естественный ледник прекратит свое существование, а вместе с ним уйдет и вода, которая сейчас орошает большие территории Танзании и Кении. Цветущие леса превратятся в пустыню, вымрут насекомые и животные, населяющие эту климатическую зону, начнется климатическая катастрофа.

Но это будет позже, а сейчас я иду вдоль огромных ледяных столбов, через головную боль любуясь Африкой с высоты почти 6000 метров. Все, вершина! Я присел на камень рядом с табличкой. Довольно много народу праздновали рядом со мной свою победу. Но на вершине народ не задерживался и понемногу спускался вниз, минут через тридцать у пика сидели только я и мой гид в ожидании ребят.

С каждой минутой мне было все хуже и хуже. Все-таки сегодня идет только четвертый день нашего пребывания на горе, а мы уже на высоте 6000 метров. По-хорошему мне тоже нужно спускаться вниз, чтобы не усугублять свое положение, но мне нужно дождаться ребят, во-первых, чтобы отметить вместе с ними нашу победу, а во-вторых, качественный фотоаппарат есть только у них, а мне очень надо сделать фотографии на вершине с флагами спонсоров.

Поэтому я просто сидел на вершине Африки в одиночестве и смотрел сверху на мир и его устройство. В какой-то момент я потерял счет времени, и от боли, тошноты, упадка сил я перешел в состояние пустоты, но это была не просто пустота, я как будто перестал чувствовать свое тело. В моем словарном запасе нет слов, которые могли бы точно описать состояние, которое я испытывал. Это было так, будто я вдруг разом перестал испытывать боль, но продолжал чувствовать, как воздух наполняет мои легкие, чувствовал, как солнечные лучи касаются кожи лица, как они согревают кожу, чувствовал я, как подмерзли мои ноги в ботинках, но не было неприятных ощущений, лишь констатация. Я как будто чувствовал каждую клетку своего тела, но при этом никаких неприятных ощущений не осталось. Вместе с болью ушли и мысли. Мои глаза видели мир на сотни километров вокруг, и я был соединен со всем, что вижу. Это было состояние счастья, но не яркого эмоционального счастья, которое мы так часто видим по телевизору, а бывает, и испытываем сами. Мое счастье было тотальным и вообще неэмоциональным, я просто был здесь и сейчас.

Не знаю, сколько я провел времени в таком состоянии, но вдруг где-то на окраине моего мозга я услышал свое имя: «Костяяян, Костян». А после уже более отчетливо: «Ты спишь, что ли?»

Я почувствовал, как ощущение моего спокойного счастья уходит, почувствовал, как возвращается привычное сознание, а вместе с ним возвращаются головная боль, тошнота и усталость. Как же мне не хотелось во все это возвращаться, как же хотелось остаться там, в этом состоянии пустоты. Но человеческая природа такова, что в состоянии счастья долго находиться мы не можем. И, скрипя зубами, я вернулся в мое измученное тело.

Меня звал Игорь, уже начиная понемногу трясти за плечи.

– Сколько ты уже здесь сидишь?

– Понятия не имею.

Посмотрел на часы, судя по ним, я жду ребят чуть больше часа, но это время пролетело за секунду. Как было хорошо мне эту «секунду» и как плохо сейчас. Достал флаги, по очереди сфотографировался с каждым. Направились вниз. Пройдя кратер и дойдя до резкого спуска вниз, я вновь пожал руку друзьям и, попросив разрешения спускаться, также с гидом отправился вниз.

Спуск с вершины до штурмового лагеря занял у меня сорок минут.

Мне хотелось как можно быстрее сбросить высоту. Тропа, по которой мы поднимались всю ночь, идеально подходила для быстрого спуска, по ней необязательно идти, а, имея небольшой опыт и чуть смелости, можно, разогнавшись, переносить вес на пятки и съезжать по ней, как на лыжах. Прыжок, прыжок, прыжок – и вот я уже почти в лагере. На спуске я надеялся, что вот спущусь до 5000 метров – и горняшка отпустит, вот до 4900 метров – и станет легче, вот окажусь в штурмовом лагере – и все пройдет. Но очень медленный подъем и час пребывания на вершине сделали свое дело: меня «накрыло».

Зашел в домик. Таня уже спит в спальнике. На спуске я почти не отдыхал, и тут в лагере нужно перекусить и полежать для того, чтобы через пару часов сегодня начать спуск еще ниже ко второму лагерю. Есть я не смог. Сразу залез в спальник и даже провалился в сон. Но скорее его можно назвать дремотой.

Ребята спустились через час после меня, Сане стало совсем плохо, и один из гидов помогал ему идти на спуске. Спускаться вниз нужно было начать не позже трех дня. Все же до следующего лагеря идти девять километров и нужно сбросить еще 1000 метров. Это немало, а прийти нужно до заката.

Отдохнули и двинулись вниз.

Где-то через два часа спуска меня немного отпустило. Дальше пошел сильно веселее. Появились силы оценивать потрясающие пейзажи, окружающие нас. Как воздушные замки из грез с огромными башнями, колоннами, под нами клубились облака. Какие-то облака находятся под нами, какие-то возвышаются сверху, солнце начинает садиться, и все вокруг наполнялось теплым оранжевым светом, который придавал еще больше торжественности моменту.

Я шел вниз и представлял себя рыцарем в пуховых доспехах. Мы с моим верным другом «Санчо» пришлю сюда, на вершину Африки, чтобы сражаться со своими ветряными мельницами!

«Борьба с ветряными мельницами» – что скрыто в этом фразеологическом обороте? Дон Кихот неистово мчался на своем худосочном коне и нападал на чудовищ – «драконов», протыкал их копьем, пытаясь убить. Являлся, по сути, посмешищем для окружающих. Так стали очевидными для читателей романа значение и смысл выражения. «Борьба с ветряными мельницам» как самостоятельная фраза ушла гулять по свету уже независимо от Сервантеса. Она означает пустую трату сил для выполнения никому не нужного действия. Бессмысленный поиск невозможного. Некоторые люди, с которыми я общался, подобным образом относятся к альпинизму: они считают его глупой прихотью, которая не дает результатов.

Но почему же герой романа так любим в народе? Он не хотел мириться с обыденностью и рутиной. Его глаза были способны не замечать грязь, пошлость и алчность. Душа стремилась к высокому полету. В воспаленном воображении Дон Кихота мельницы – огромные чудовища, которые каким-то образом угрожают человечеству. Ясно, что Дон Кихот не совсем адекватен. Но в романе борьба с ветряными мельницами имеет для героя особую важность. Это потрясающее благородство в сочетании с наивностью обезоруживают. Искренность всегда смягчает сердца людей. Это было раньше и остается истиной сейчас. После долгого размышления начинаешь понимать силу фразы «борьба с ветряными мельницами», значение которой меняется на противоположное. Сейчас благородство не встретишь на каждом шагу. Но они есть – «рыцари без страха и упрека». Такие люди придают особое значение «борьбе с ветряными мельницами». Они не желают мириться с окружающей действительностью и несправедливостью, они выбирают свой путь, и для кого-то этим путем становится альпинизм, а ветряные мельницы – это вершины и склоны, на которых ничего нет, кроме снега, ветра и того смысла, который каждый из восходителей закладывает в глубину своего сердца. И никто над ними не смеется, как не смеются и над Дон Кихотом Ламанчским.