Геннадий Дмитриев - Я был капитаном Фицроем

— Почему же его держали в больнице? Вы говорили, на то были политические причины?

— Он был опасным свидетелем, если бы всё, что с ним произошло, стало достоянием гласности, мог бы разразиться международный скандал. Теперь его уже нет в живых, и лечу в Америку, а потом на острова, где он нашел пристанище, став пиратом, там он оставил девушку, которая смогла спасти его от петли. Что стало с ней, он не знает, очень просил меня разузнать что-либо о ее судьбе. Понимаю, это не реально, но это была его последняя просьба.

— Как же Вы будете искать следы той девушки? Прошли века, разве можно что-либо найти через столько времени?

— Я тоже думала, что это не реально, ехать в чужую далекую страну и искать следы человека, о котором толком-то и не знаю ничего — даже не авантюра, просто никаких шансов, не за что-либо зацепиться. Но случай помог, после знакомства с Андреем Николаевичем я стала серьезно заниматься проблемами реинкарнации, познакомилась со многими учеными, которые эти вопросы исследуют, среди них люди различных специальностей: психиатры, психологи, историки. Побывала в разных странах, общалась и с исследователями, и с теми, кто помнил свои предыдущие жизни, были люди, которые помнили не одну прошлую жизнь.

А недавно получила письмо от женщины, врача-психиатра, она также занимается вопросами реинкарнации, и живет на том самом острове, где оставил капитан свою девушку. Обещала помочь. У нее есть информация о том, что происходило на этом острове триста лет назад, у нее есть знакомые, вспомнившие свою предыдущую жизнь именно там, на том острове и в то время. Очень надеюсь на успех своих поисков.

Когда мы расставались с Марией Петровной, она, узнав, что я немного занимаюсь литературой, оставила мне записи капитана Фирсова Андрея Николаевича, сделанные им в клинике для душевнобольных. Записи эти заинтересовали меня, и я решил их опубликовать, поскольку родственников Андрея Николаевича разыскать мне не удалось, то думаю, что меня не обвинят в плагиате или ином нарушении авторских прав.

Записи эти были отрывочны, не систематизированы, и для того, чтобы у читателя сложилась цельная картина событий, мне пришлось дописать несколько глав. Что касается записей Андрея Николаевича о своей прошлой жизни, то я обнаружил в них некоторые несоответствия тем историческим сведениям, которые изложены в доступных мне документах. Так, например, Андрей Николаевич пишет о губернаторе острова Тортуга, Левассере и о капитане Эдварде Тиче, по прозвищу Черная борода, как о людях, живших в одно и то же время, однако, по моим сведениям, Франсуа Левассер был губернатором острова с 1640-го по 1652 год, а известный пират Эдвард Тич окончил свою разбойничью карьеру, пав в последнем своем бою, в 1718 году. Но я не счел возможным менять что-либо в переданных мне записях, поскольку повествование мое не претендует на историческую достоверность, а все, о чем писал Андрей Николаевич, хотелось бы сохранить без существенных изменений. Впрочем, Израэль Гендс, штурман капитана Тича, о котором пишет Андрей Николаевич, и чье имя упоминается в романе Стивенсона «Остров сокровищ», личность в истории известная, он единственный из команды капитана Тича, избежавший смертной казни, поскольку не участвовал в последнем рейде капитана.

Относительно описания в романе событий, происходивших в современной Украине, то сразу хочу предупредить читателя, что автор не располагает никакими документами, подтверждающими то, о чем пойдет речь, всё наше повествование основано на записках человека, находившегося на излечении в клинике для душевнобольных, или, попросту говоря, в сумасшедшем доме.

Вице-адмирал Виталий Игнатьевич Пацюк встречал в аэропорту Борисполь группу генералов и офицеров НАТО, что прилетали для проведения совместных учений. Встречал, естественно, не один, в первых рядах встречающих были Президент и Министр обороны, а он, адмирал Пацюк, был где-то на задних ролях, но он-то знал, скоро все изменится, ведь он один из тех, кто будет руководить ходом учений со стороны Украины.

Дул резкий порывистый ветер, пронося рваные клочья облаков над аэропортом. Группа встречающих стояла прямо на летном поле, возле перрона, куда должен был зарулить после посадки натовский «боинг». Было довольно прохладно для лета, ветер хлестал по лицам встречающих, щеки и глаза их покраснели, можно было бы подождать в здании аэровокзала, но Президент стоял молча, время от времени приглаживая взъерошенные ветром волосы, и никто не осмеливался прервать его упрямое, настойчивое молчание. Адмирал уже начал опасаться того, что самолет не прилетит, или не сможет приземлиться в такую погоду, но высказать свои опасения никому не посмел.

Самолет всё-таки прилетел, хотя и со значительным опозданием, он приземлился, подрулил к перрону, двигатели умолкли, и к самолету подали трап. Встречающие выстроились у трапа в две шеренги, адмирал оказался во второй, он подобострастно вглядывался в лица натовских генералов, надеясь, что кто-то обратит на него внимание, но внимания на него не обратили и руки Виталию Игнатьевичу никто не подал. «Ничего, ничего, — утешал он себя, — все еще впереди».

В недавнем прошлом Виталий Игнатьевич Пацюк служил в Севастополе, в штабе флота, ему не пришлось ни разу ощутить под ногами качающуюся палубу боевого корабля, вся служба его, от лейтенанта до капитана второго ранга, прошла в стенах здания, в котором располагался штаб. Особыми способностями он не обладал, но считался хорошим офицером и вполне успешно продвигался по служебной лестнице. Он всегда был гладко выбрит, аккуратно пострижен, наглажен, имел образцовый внешний вид, отличную строевую выправку, мог четким, бодрым, хорошо поставленным командным голосом доложить начальству по существу вопроса, и был тем образцом подчиненного, которые обычно нравятся начальникам и командирам.

Сложных задач, требующих нестандартного мышления, ему не ставили, для этого находились другие офицеры, но если нужно было произвести хорошее впечатление на вышестоящее командование, то тут ему не было равных. Получалось что те, кто мог хорошо работать, везли на себе весь груз непростых задач и находились в тени, а он, Виталий Игнатьевич Пацюк, был всегда на виду.

Так дослужился он до капитана второго ранга, но дальше его карьерный рост остановился. Начальником отдела штаба, где довелось служить Виталию Игнатьевичу, совершенно неожиданно назначили боевого офицера, командира корабля, переведенного по состоянию здоровья на штабную работу, капитана первого ранга Федора Ивановича Корнеева. Пацюка Федор Иванович сразу же невзлюбил, он считал его выскочкой, штабной крысой, внешний лоск подчиненного на него, боевого офицера, побывавшего не раз в горячих точках, впечатления не производил. Корнеев, в отличие от прежнего начальника, ставил Пацюку задачи, с которыми он справиться не мог, и ореол хорошего исполнительного офицера стал постепенно блекнуть.