Жак-Ив Кусто - Живое море. В мире безмолвия

— Мы стоим на месте, — сообщил Фалько.

— Сопла выбрасывают воду, мотор работает как надо, — возразил Моллар.

Пауза, во время которой лента явственно воспроизвела жужжание мотора.

— Ясно, — заговорил опять Фалько. — Это линь, к которому мы привязаны, он зацепился за что-то.

Буйреп остановил «ныряющее блюдце». Вот тебе и страховка… Хотя Фалько знал, что мы, как только истечет контрольный срок, пошлем людей под воду, можно спокойно подождать их, он предпочел вернуться вдоль буйрепа и сумел отцепить его от кораллового сучка.

— Надо раз и навсегда избавиться от линей и тросов, — подвел итог Фалько.

Я согласился с ним. Мы допустили ошибку. Свобода от всяких линей — вот в чем гарантия безопасности.

Меня не устраивала мутная вода, и я принялся изучать карту Антильских островов, чтобы найти уголок, где можно было бы спрятаться от пассата, гулявшего над отмелями Пуэрто-Рико. Я остановился на проливе между Гваделупой и островком под названием Пиджов. Здесь как будто не должно быть ветра и глубины подходящие: от семидесяти до трехсот футов.

Мы стали на якорь на плато, где было семьдесят футов под килем. Все как один надели маски, чтобы взглянуть на обитателей карибского дна. Они были совсем не похожи на тех, которых мы знали прежде, но изобилием видов местные воды вполне могли сравниться с Красным морем. На белом песчаном дне у острова Пиджов росли высокие горгонарии, многие представители губок.

Мы наметили восемь пробных погружений, все в пределах досягаемости аквалангистов: мало ли что. Пусть Фалько как следует освоит машину, прежде чем идти глубже. Гваделупские воды стали испытательным стендом нового аппарата и школой его первого водителя. Под пристальным наблюдением человекорыб Альбер сделал две вылазки вдоль плато. Он быстро преуспевал в роли штурмана подводных дорог. Встретив слабое течение, Фалько пошел вверх и посадил НБ-2 на губке высотой шесть футов. Постоял так минуты две, потом пришпорил водомет и заскользил дальше.

Мы опасались, что шум моторов будет отпугивать рыб от НБ-2. Подводные пловцы знают, как чутки рыбы к звукам — их обращают в бегство даже низкочастотные колебания, вызванные резким движением ластов. Но они подходили совсем близко к «блюдцу»; стайки карангов и «креолов» кружили в двух-трех футах от него. Эти рыбы обычно сторонятся человека, чувствуя, что это опасное существо. А жужжащий желтый предмет, должно быть, казался им (как и нам) дружелюбно настроенным морским зверем с большими умными глазами.

Когда раздавался новый звук, рыбы вздрагивали, но не уходили, а продолжали кружить около «блюдца».

Северный край нашего лягушатника уходил вниз под углом тридцать градусов, сменяясь на глубине двести пятьдесят футов следующей ступенью. Туда мы перешли для дальнейших испытаний. Я с трудом подавлял искушение занять место рядом с Фалько. Но мне нужно было оставаться наверху, чтобы руководить операцией, если с НБ-2 что-нибудь произойдет. Еще успею принять участие в последнем спуске на глубину тысячи футов, а до тех пор мое место на палубе.

В третьем погружении участвовал Андре Лабан, начальник лаборатории, создавшей аппарат. А затем я сказал доктору Эджертону:

— Пойдете вниз?

— Вы серьезно? Конечно, пойду!

Он одним из первых участвовал в погружениях батискафа ФНРС-3 и конечно же заслужил честь быть пионером освоения «ныряющего блюдца».

Вот отчет Эджертона:

«Трос отцеплен, мы медленно погружаемся. В оптическую систему в куполе видим стоящую на якоре „Калипсо“, вода удивительно прозрачная. Фалько включает двигатель. Идем вперед. К краю рифа спускаемся, словно на самолете. Кислород поступает бесперебойно, дышать легко. В „блюдце“ чувствуешь себя почти как в автомобиле, с той разницей, что нам удобнее, мы возлежим на своих матрацах, подобно пирующим римлянам.

Фалько приметил над самым дном стайку кальмаров, они идут правильным строем — жаль только, что вне поля зрения наших камер. Он выключает двигатель, и аппарат медленно ложится в подводный сад, на хрустящие кораллы. Нас окружает множество разноцветных рыб. Замечательная красавица — синяя с желтым исабелита — проходит перед самой камерой. Я предпочел бы для съемки дистанцию чуть-чуть побольше, но ей непременно подавай крупный план. Так же бесцеремонно ведут себя остальные рыбы».

Секрет подвижности НБ-2 в нулевой плавучести. Перед каждым погружением мы очень тщательно взвешивали аппарат, записывая результаты на черной доске. На медицинские весы поочередно вставали Фалько и его спутник; потом следовали поглотители углекислоты, магнитофон, съемочные камеры и бутылки с вином. Сложив эту сумму с весом НБ-2, рассчитывали, сколько нужно воды для балласта, и заливали бак из нержавеющей стали. Снаружи к днищу лодки механически крепились две обтекаемые чугунные чушки весом по 55 фунтов; мы назвали их «спусковый груз» и «подъемный груз». Первый придавал НБ-2 отрицательную плавучесть и увлекал его на дно. Когда Фалько сбрасывал его, наступало равновесие. Второй груз Альбер отпускал, когда надо было всплывать.

Операция начиналась на палубе: экипаж «блюдца» изнутри задраивал крышку люка, и такелажники крепили к трем уткам сверху подъемную снасть. Приняв по телефону от водителя рапорт о готовности, «блюдце» спускали на воду. Этим, как и подъемом, занимался десятитонный гидравлический кран, установленный на корме справа (мы прозвали его Юмбо). Обычный подъемный кран не годился: качаясь на длинном тросе, НБ-2 колотил бы по кормовым надстройкам своей базы. И мы долго искали, пока не остановились на Юмбо, сконструированном для расчистки шоссе от тяжелых обломков после катастроф. Конечно, усовершенствовали его для использования на корабле, так что суставы Юмбо обрели гибкость и он мог, протянув свой хобот в кормовой трюм, извлечь «блюдце» оттуда без всяких тросов. Крепко удерживая НБ-2, кран опускал его в воду, послушный руке своего погонщика, Мориса Леандри. Затем ныряльщик в маске — марсовый — отцеплял тали; теперь только телефонный провод и нейлоновая чалка соединяли «блюдце» с «Калипсо».

Я запрашивал Фалько по телефону:

— Все проверено?

Получив ответ «да, капитан», отдавал команду марсовому. Он отделял провод и чалку и становился сверху на НБ-2, помогая своим весом погружению: для подводных аппаратов самое трудное — пройти границу между двумя средами. Из обтекателей, бурля, вырывался воздух. В помощь марсовому Фалько на секунду включал двигатель, чтобы вытеснить воздух также из пластиковых труб. Марсовый уходил все глубже в море — и вот уже он лежит на воде, глядя, как «ныряющее блюдце» тает в голубой толще.

Поначалу Фалько, идя вниз, не пускал водомет, предоставлял работать «спусковому грузу». Когда глаза и гидролокатор говорили водителю, что до дна осталось пятнадцать футов, он сбрасывал первую чушку. По инерции лодка следовала за ней и мягко ложилась на дно. Затем Фалько устанавливал нулевую плавучесть; если аппарат оказывался недогруженным, ручным рычагом подкачивали воду в центральный бак. От избыточного веса Альбер избавлялся, включая электрический струйный насос, откачивающий литр воды за двадцать секунд. Минуты, которые уходили на регулировку плавучести, окупались сторицей. Они позволяли НБ-2 четко маневрировать в трех измерениях.