Игорь Зотиков - Год у американских полярников

За одним из столов моего русского класса сидела ещё одна компания. Их было четверо: трое сидели всегда вместе, а один — чуть в сторонке. Они разительно отличались от трех первых. Тоже бородатые и усатые, они были одеты в разноцветные, грубые свитера или клетчатые рубашки из толстой шерстяной ткани, в ярких цветов штормовые брюки, в странную, мягкую, но хорошо пригнанную по ногам обувь, в которой можно было идти много километров. Их лица и руки были такие обветренные и загрубелые, а одежда такая «полевая» и рабочая по сравнению с белыми лицами, домашними рубашками и лёгкой обувью первой троицы! Это были новозеландцы, учёные с новозеландской станции База Скотта, расположенной хоть и недалеко, всего в нескольких милях, но за сложным и опасным перевалом. Им приходится целый час добираться на своём вездеходе.

В отличие от абсолютно неспортивных, набирающих вес и спасающихся от этого только диетой чифов новозеландцы были в прекрасной спортивной форме. Ведь на своей маленькой станции они делали массу тяжёлой физической работы, и почти каждый из них был в прошлом знаменитый альпинист или горнолыжник, как, например, вот этот человек с добродушным лицом, круглым из-за пышных рыжих бакенбардов. Это Тревор, учитель физики из маленького местечка Хоки-Тика на жарком и дождливом западном берегу Южного острова. Мои ученики смеются над его постоянным: «А у нас в Хоки-Тика…» И когда мы в классе «прошли» смысл и значение окончания «ский», Тревора стали звать не иначе как Тревор Хокитикский.

Особую роль в классе играл тот новозеландец, который сидел в стороне. Его звали Джек Калверт. Высокий и худой, очень чёрный и похожий на француза из-за своей бородки кардинала Ришелье, Джек был одним из лучших учеников класса, но на уроках всех смешил. Например, по плану урока мы представляли себе, что всем классом приезжаем в Москву и со мной как бы с прохожим должны начать разговор.

Предлагаю начать Джеку.

— Здравствуйте. — сказал Джек.

— Правильно, ну теперь скажи мне ещё что-нибудь, — подбадриваю я его.

Он подумал минуту и сказал:

— Я хочу женщина…

Класс радостно хохочет. Да, с женщинами у нас тут плоховато.

Джеку Калверту было лет тридцать. Года два назад он отправился из Англии в путешествие по странам Азии. Прекрасный фотограф, он думал сделать книгу фотографий о путешествии. Но никому его фотографии оказались не нужны. Когда добрался до Новой Зеландии, то был уже совсем «на мели»: ни денег, ни работы. И вот тут случайно ему предложили должность служителя зоопарка. Он должен был на рассвете, пока зоопарк закрыт, кормить зверей и убирать клетки. Джек взялся за эту работу. Потихоньку, для удовольствия он стал фотографировать просыпающихся и кормящихся зверей. Постепенно у него скопилась удивительная по свежести восприятия папка фотографий. Он отнёс показать её в одну из газет, и несколько фотографий напечатали сразу. Потом попросили ещё. А через некоторое время Джеку предложили сделать целую серию фотографий об утреннем зоопарке для воскресного приложения к газете, что-то вроде фотодневника «утреннего кормителя зверей». Так Джек неожиданно стал известным и даже любимым фотокорреспондентом одной из газет Новой Зеландии. Когда появилось объявление об отборе кандидатов для участия в зимовке на Базе Скотта, Джек предложил свои услуги как фотограф и «прислуга за все» и был тут же принят. И вот он здесь, в моем русском классе. На память о нем у меня большая фотография нашего класса, которую сделал Джек.

Как во всяком классе, у меня был и последний ученик. Последним был конечно же мой «полевой ассистент» Дейв Кук. Он тоже ходил на все занятия и даже был помощником старосты кружка (вёл журнал посещения) но, по-моему, ни разу не учил уроков, сидел всегда на последней парте и отлынивал от ответов. По-видимому, наш класс привлекал его просто как собрание интересных людей.

Однажды, начиная очередной урок, я обратил внимание, что часть доски была занята. Укреплённый в верхней части кнопками, на ней висел большой трехцветный государственный флаг Франции. Я попросил Дейва снять флаг, чтобы иметь свободной всю доску. Дейв сделал, что надо, и мы провели урок. Это повторилось ещё и ещё раз.

Наконец я спросил своих слушателей, кто вешает сюда этот флаг. И они объяснили мне, что до нас в этой комнате занимается кружок французского языка. Вот отсюда и флаг этой страны.

— Как? — удивился я. — Значит, на занятиях французского класса обычно вывешивается национальный флаг этой страны? Так ли это, Боб? — спросил я старосту, которым у нас был один из лётчиков.

— Да, сэр! — по-военному кратко ответил Боб Докарт.

— А ведь это прекрасная идея. Мистер Докарт, я думаю, что на складе Мак-Мердо есть флаги всех стран. Я прошу вас как старосту кружка пройти к офицеру по снабжению и взять со склада флаг моей страны и к следующему занятию повесить его здесь. Я расскажу в этой связи историю этого флага и соответствующую часть истории страны, чей.язык вы учите…

Я остановился. Меня оглушила удивительная тишина, наступившая вдруг в классе. Все с самыми разными, непривычными выражениями лиц смотрели на меня. Как будто я стал вдруг другим человеком. Боб Докарт встал, наклонил голову, помолчал минуту в звенящей тишине и сказал:

— Сэр, я не могу выполнить вашу просьбу. Это противоречит моим убеждениям и моей совести…

Мне стало горько и обидно за свой флаг. Я попробовал лишь заикнуться о том, что было совершенно логично, — повесить флаг страны, язык которой мы изучаем… И что получилось…

— Хорошо, мистер Докарт, садитесь. Когда я уезжал из Ленинграда, из Института Арктики и Антарктики, его директор и антарктический исследователь профессор Трёшников дал мне не большой, как этот, но настоящий советский флаг. Этот флаг лежит у меня в чемодане здесь, в Мак-Мердо. На следующее занятие я сам принесу его, повешу вот тут, где висел французский флаг, и расскажу вам много интересного. А теперь приступим к занятиям.

Но занятие прошло не очень хорошо. И я не смог достаточно собраться для урока, и аудитория была невнимательной, мои ученики все время перешёптывались. После занятий никто не задал обычных «ста вопросов», и все как-то молча разошлись.

Когда пришло время следующего занятия, уже задолго до его начала я достал чемодан, вытащил свёрток, развернул на кровати. Тонкая, красная, мягкая шерстяная ткань. Настоящие морские флаги всегда из чистой шерсти. Она не слипается, даже когда флаг мокрый. Золотистые серп и молот и пятиконечная звезда над ними выбиты на ткани каким-то заводским способом. Первый раз я так внимательно рассматриваю свой флаг. Для этого пришлось заехать так далеко.