Роман Устинов - Автостопом по социализму, или Свобода по талонам

Наутро мне надоело быть доимым Пипиньо, и нам пришлось распрощаться.

Мне было весьма жаль его родителей, которые верили идеалам социализма и держали портрет Че вместо иконы и жили в нищете, но мне нисколь не было жаль самого Пипиньо: когда вокруг каждый кубинец как-то суетится, пытаясь добыть себе на пропитание, он бездельничает, не помогает родителям и клянчит деньги. Вся его сомнительная деятельность – написание антиправительственных книг – мало убедила меня в своей полезности. По всей видимости, это и был тот бизнес, на который так желал получить от меня спонсорскую помощь Пипиньо, но поддержка диссидентской деятельности кубинских граждан не входила в мои планы, поэтому я оставил своему приятелю российский флаг в качестве последнего подарка и уехал.

Пожалуй, Пипиньо был единственным персонажем на всей Кубе, с которым мне пришлось расставаться не по стандартному сценарию. Никаких обниманий, объятий, обменов адресами и тому подобных церемоний не происходило. Я просто прыгнул в камбьон и уехал в Сантьяго, объяснив, что мне пора.

Прощай, Пипиньо, я еду к новым, более бесплатным мучачам!

Более бесплатная мучача нашлась совсем скоро. Пошарахавшись по Сантьяго и окончательно убедившись, что на Ямайку уплыть мне не удастся, к вечеру я начал свое продвижение в сторону Гуантанамо на пригородном автобусе. Но стало темно, и весь транспорт куда-то исчез.

Я очутился на пляже, достаточно густо населенном туристами, и занял выжидательную позицию: пляж – место событий, и события не заставили себя ждать. На лавке рядом со мной сидел местный мужичок, кушавший курицу. Предложил и мне.

– Где будешь жить? – спросил он.

– В палатке – воспоследовал ответ. Он удивился. От предложенной касы партикуляр я отказался. Но менталитет практически любого кубинца таков, что он всегда что-нибудь, да предложит иностранцу; и – по сути – не важно, принесёт ли предложение ему прибыль или нет.

Он подумал, что бы мне ещё такого порекомендовать. Слово за слово, он выяснил, что у меня не было мучачи на Кубе. Он снова удивился. И тут нами было замечено на соседней лавке то, чего у меня не было: мирно отдыхавшая мучача. И сразу – помимо курицы и касы партикуляр – начал заодно сватать мне и темнокожую красавицу, заявив, что она приходится ему какой-то дальней родственницей. На Кубе в порядке вещей сватать своих сестер, племянниц и прочих родственниц, красивых и не очень – в этом я убеждался неоднократно. Возможно, родство моих новых приятелей было и надуманным; однако, мне зачастую казалось, что тот факт, что сватуемая девушка состоит в какой-то степени родства со сватающим, по мнению самого сватающего, дает ей преимущества в глазах потенциального жениха. Мне же это было достаточно безразлично: зови её. Свистом мучача была приглашена в нашу компанию, и через несколько минут стало все понятно: у меня будет мучача.

Мучача назвалась школьной учительницей, и я занялся выяснением у нее некоторых особенностей среднего образования на Острове свободы. Также я объяснил ей свою сущность и задачу: объехать все провинции Кубы. Среди ближайших планов назвал Гуантанамо, в котором мучаче бывать еще не доводилось, и решил взять её с собой. Она, недолго думая, согласилась.

Кубинцы вообще крайне не мобильный люд: они мало ездят, даже по своему острову. Гаванцы, не имеющие родственников в провинции, из Гаваны особенно никуда не выбираются; провинциалы редко оказываются где-либо за пределами своего муниципального округа, а самым главным путешествием в жизни считают давнюю-давнюю поездку в столицу. Из городов люди редко ездят на дачи, в основном слоняясь по своему кварталу, а из деревень – выбираются в города, только если действительно что-то очень нужно. Причиной тому, на мой взгляд, являются не только проблемы с транспортом, но и общие особенности менталитета кубинцев.

Интересная беседа, а также организованный мною ром, палатка, костёр из сухих лопухов и частей пальм и контрацептические средства с ароматом банана создали максимально романтическую обстановку на нашем кусочке острова и дискуссия плавно переместилась внутрь палатки. Однако на всю ночь мучача оставаться там не возжелала, побаиваясь полиции.

Третий участник пленума в палатку приглашен не был, и стал неспешно прохаживаться вокруг нашего временного жилища. Функция сводника сменилась функцией стоящего на шухере: он вызвался охранять нас от потенциально могущей появиться полиции. Пусть охраняет, подумал я, и все свое внимание переключил на мучачу. По прошествии некоторого времени раздался пронзительный свист: свистел наш охранник – и мучача стала быстро собирать шмотки: полиция на подходе – и вылетела из палатки. Она действительно боялась, это было видно: кубинкам запрещено иметь какие-либо отношения с иностранцами, несмотря на то, что полиция обычно смотрит на это сквозь пальцы. Мучача исчезла во тьме ночи, я тоже выполз из палатки: полиции никакой не было, чего и следовало ожидать, но расстроился не сильно – и лег спать: было уже поздно. Ночью мучача приходила в гости вновь, принаряженная и разукрашенная, но я спросонья не понял, что она хочет, сказав: приходите завтра, – и пообещав наутро забрать её в Гуантанамо.

Утром же, обнаружив себя трезвым и без перочинного ножика (его, по всей видимости, решил прикарманить наш многофункциональный вчерашний друг), я оценил перспективу таскаться по острову со своей новой подругой как не очень разумную. Возможно, если бы с утра она принесла мне кофей в постель, я бы по достоинству оценил её полезность, но отсутствие кофея, мучачи и ножика внесло свои коррективы, и я, свернув палатку, поспешил выбраться с этого прекрасного Карибского пляжа на автотрассу в сторону Гуантанамо.

Теперь у меня не было ножика. Зато была мучача.

Мой почти бесполезный путеводитель, содержащий внутри себя еще более бесполезную и схематичную карту, которую я начал рассматривать в трясущемся железном автобусе, показывал, что по дороге в Гуантанамо я могу посетить прекрасный парк Баконао. Я стал выжидать, когда за окнами появится вход в него. Полдня я бултыхался в разных транспортных средствах, ехавших из одной деревни в другую, преодолел никак не больше сотни километров и очутился возле шлагбаума. Доблестные блюстители порядка объяснили мне, что дальше проезд закрыт: запретная территория – Гуантанамо, и, чтобы попасть в сам город Гуантанамо – нужно возвращаться обратно в Сантьяго, а оттуда ехать на чем-нибудь еще. После шлагбаума оставалось всего ничего до Гуантанамо, но дорога была закрыта. Ну а Баконао – это условная территория типа национального уральского парка Таганай, входа в который, по сути, и нет: это просто территория, в которой живут животные и растут тропические растения. Вот такие бестолковые порой бывают карты и путеводители, достопримечательности в которых описаны глупо и непонятно, а нарисованные дороги оказываются закрытыми и негодными для проезда.