Роман Устинов - Автостопом по социализму, или Свобода по талонам

Как и все решения, принимаемые во время путешествия, как и все сценарии, происходящие с путешественником – это тоже не выбивалось из общего списка непоследовательных и спонтанных событий. Решение принято: еду.

Медсестра была не очень красивой, но, окруженный добротой и заботой о моем горле, проникнувшийся теплыми чувствами, лак я ей, тем не менее, подарил. Помахав на прощанье рукой, я тоже побежал вслед за торопящимися на автобус кубинцами.

Пройдя очередную проверку бдительных кубинских водителей, наплетя, что я студент и еду к бабушке в Баракоа, запрыгнул в автобус и поехал к бабушке. Автобус постепенно пустел, и к вокзалу Баракоа я прибыл почти один.

– Приехали, – сказал водитель.

– Это точно город? – неуверенно спросил я.

– Да, конечная станция, город Баракоа.

«Как же так», – подумалось мне – «ведь мне он представлялся совсем другим: пляжи, море, мучачи».

Темное время суток, отсутствующие мучачи – да и прочие люди тоже, – скалы вместо пляжа, где я собирался поставить палатку, шторм, непроглядная улица, рычащие на меня собаки, да и, наконец, отсутствие бабушки, в наличие которой я и сам поверил за время пути – делали этот город для меня крайне недоброжелательным. Нужно искать место для сна, а его, как назло, не было: ставить палатку на улице – по причине наличия злых собак – и на пляже – по причине отсутствия самого пляжа – я не стал. На вокзальном полу мирно отдыхали кубинцы, накрытые пледами, ожидая утреннего автобуса, однако ночевать я там не собирался: утренняя возня не даст мне как следует выспаться. Городок был застроен пятиэтажками хрущевских времен, и на крыши хрущёвок прослеживались лазы. Идея поставить палатку на крыше пришла мне в голову быстро, но она разбилась вдребезги из-за моей собственной нерасторопности: в процессе карабкания по лестнице с последнего этажа на чердак, я что-то задел, раздался грохот, и из квартиры высунулась настороженная голова кубинца.

– Ты кто?

– Русский.

– Что делаешь тут?

– Палатку хочу поставить.

– На крыше? Нельзя.

– Хорошо, пойду поставлю палатку на соседней крыше, – улыбнулся я.

Он был явно ошарашен. Не менее ошарашен был и я, представляя, как сейчас буду сдан в полицию за неадекватное поведение.

«Этот нехороший человек предаст нас при первой опасности» – почему-то вспомнилась фраза из данелиевского фильма. Так и вышло: не успел я выйти из подъезда и пройти пару кварталов, как из темноты появился стукач в сопровождении полицейского.

«Ну что ж», – подумалось мне. – «Что ни делается, все к лучшему. Переночую в полиции. Вот и вопрос с ночлегом решился».

Полицейский с интересом и любопытством, переходящим в недоумение и подозрение вытаскивал из меня информацию.

– Кто, откуда, что здесь делаешь?

Получив ответы на свои вопросы, спросил, зачем я надумал разбивать палатку на крыше.

– У нас, – говорю, – в Москве, на всех крышах стоят палатки. И ничего, никаких проблем.

Поэтому я подумал, что и у вас можно.

– Не-ет, – протягивает мент. – У нас на Кубе такими вещами заниматься не положено.

– Не-ет, – ответил я. – Это не у вас на Кубе, а у вас в Баракоа. В соседней провинции я ставил палатки на крышах, и никто мне этого не запрещал.

На это полицейский не знал, что ответить: по всей вероятности он, как и основная масса кубинцев, был немобилен и в соседней провинции бывать ему не приходилось.

– Что же делать? – спрашиваю я.

– Идем в участок. Будем тебя охранять.

– Пошли, – с удовольствием ответил я.

Участок – каморка три на три метра с лавкой для посетителей и рабочим местом дежурного.

Рабочее место состояло из стула, стола, блокнота для записей и сломанного телефона. В подсобке спал второй дежурный.

– Паспорт, миграционная карта? – поинтересовался мент.

Я ему протянул паспорт с желтенькой бумажкой. Бумажка была в не очень лучшем виде.

– О, а откуда у тебя кубинские деньги? – заметил он у меня банкноты с Че Геварой в кошельке.

– Туристам же не положено.

Я прикинулся непонимающим.

– Все-то ты понимаешь. И говорить можешь. У тебя даже акцент местный. Где ты выучился языку? – мент проявлял недоверие.

– Тут, на Кубе. Да и не выучился я ему. Так, немного знаю.

Действительно, я пытался проглатывать буквы «с», как это делали местные жители и некоторые явно нешироко распространенные обороты я тоже вставлял в свою речь. Недоверие мента возрастало: он чувствовал, что его обманывают.

– А как и во сколько ты приехал сюда?

– Ну как-как. Так же, как и все: на автобусе. Час назад.

– Автобус для иностранцев прибывает днем. Ночью такие автобусы не приходят.

Городок был маленький, и желание полицейского исполнять свои обязанности и наводить порядок вполне могло бы подтолкнуть его прогуляться до автовокзала и справиться, когда я приехал. Однако создавать проблемы водителю, любезно закрывшего глаза на отсутствие у меня документов, не хотелось, поэтому я начал плести про то, что пришел пешком.

В участок время от времени заходили какие-то люди – гражданские и полицейские, посматривали на меня с интересом, а сцапавший меня страж порядка объяснял им историю диковинного туриста, попытавшегося поставить палатку на крыше. По всей видимости, подобные случаи в населенном пункте случались нечасто, и мент даже немного радовался, что сможет хоть как-то разнообразить свой скучный быт.

Я же клевал носом, однако разбить палатку внутри полицейского участка доблестный блюститель общественного порядка мне не разрешал: не шибко высокого полета была птица, судя по погонам; и ему мог влететь нагоняй от начальства, если бы с утра оно обнаружило неопознанный объект, хоть и не летающий, во внутреннем дворе участка.

Менту я казался персонажем явно подозрительным. Размытая печать на миграционной карточке, местные деньги в кошельке, плохой испанский, но уже с местным акцентом, появление в городе в темное время суток, когда туристические автобусы совсем не ходят – все это явно не давало мне плюсов в глазах блюстителя кубинского правопорядка. Плюс еще ко всему в участке не работал телефон: полицейский не мог позвонить в миграционную службу и удостовериться в моей надежности.

Я же начал осознавать, что полицейский тянет время: он должен дозвониться в миграционную службу, а телефон не работает; разрешить ставить палатку – боится начальства, отпустить меня в город – боится, что со мной что-либо случится. Мне, однако, не казалось, что мент – туп. Он явно был смышленый малый. Было заметно, что все, о чем он заботится – о моей сохранности.

Но поведение его было еще менее адекватно и последовательно, чем мое: в должностной инструкции явно не было прописано, что делать ночью с туристами, шарахающимися по крышам в поисках ночлега; а позвонить было некому. Он хотел дождаться утра: либо придет начальство и разрулит всю ситуацию, либо встанет солнце – и меня не страшно будет отпустить в город. Оба варианта его устраивали. Меня же устраивал вариант, во что бы то ни стало развести его на установку палатки внутри полицейского дворика.