Роман Устинов - Автостопом по социализму, или Свобода по талонам

Увидев его жилище, я понял: вот так живут обычные люди в этой стране, у которых нет связей с иностранцами. Именно так, в нищей, но чистой хибаре, комнаты в которой отделены друг от друга только визуальной перегородкой, а стенки не доходят до потолка. Из всей утвари в квартире находился лишь шкаф с барахлом, полка с посудой на кухне и старый, шипящий телевизор неизвестной марки и года выпуска. Телевизор был единственным развлечением в доме, многочисленные дети лежали на голом бетонном полу и рассматривали дергающуюся картинку. На маленькой придомовой территории в несколько десятков квадратных метров паслись курицы, воды в кране не было: отключили, а стены, пол и кривой потолок были одинакового бетонно-серого цвета.

– Это моя жена, это мои дети – знакомил меня Сальвадор. Жена была молодой, но уже беззубой, и постоянно улыбалась, демонстрируя свою ортодонтическую красоту. В комплекте с внушительным количеством детей, порождающих постоянный шум, они производили достаточно позитивное впечатление и напомнили мне персонажей советского мультфильма про обезьянок.

– А как же соседи? – спросил я. – Не настучат на меня в полицию?

– Не переживай, – ответил мой друг.

Мы пошли гулять.

После нескольких почти бессонных ночей – с мучачей в палатке и в полиции – я валился с ног, однако Сальвадор таскал меня по своим друзьям и знакомым, демонстрируя им иностранца. Я же еле стоял, постоянно путая испанские слова и засыпая на ходу. Интересен был тот факт, что мой друг был в достаточно хороших отношениях со своей первой женой и договорился о том, чтобы её отец – бывший зять Сальвадора – захватил меня завтра утром в Моа на своем грузовике.

Из чувства вежливости я старался не уснуть и принимал улыбки и угощения, смотрел вместе с сестрой моего друга по цветному (!) телевизору глупый бразильский сериал и показывал свои фотографии. Телесериал воспроизводился с видеокассеты, и тем самым просмотр его казался мне еще более глупым занятием. Сальвадор же с неподдельным интересом наблюдал за сценой, происходящей на экране. Наконец он заметил, что я порядочно устал, и мы отправились сквозь желтый туман городка обратно на его окраину, в хижину дяди Сальвадора.

Готовясь ко сну, я долго не мог найти в глубине сумки свою надувную подушку; хозяин начал переживать: не стащили ли чего дети, пока мы гуляли? Любопытные и пронырливые, они пытались потрогать все, что я доставал из рюкзака. Для них было все ново и интересно – на то они и дети, – однако отец строгим взглядом предупредил их: «Смотрите, но не трогайте».

Наконец, подушка нашлась. Все вздохнули с облегчением: и мне было бы неприятно, если бы что-то пропало, и им – этим бедным людям – за то, что на них могло бы пасть подозрение. Все было на месте. Несмотря на бедность, корыстных целей эти добрые кубинцы не преследовали.

Детям я подарил цветные значки, которыми запасся дома и новогоднюю маску Деда Мороза.

Такую диковинную игрушку дети видели впервые, и мама, боясь, что они её порвут, спрятала в шкаф и приобщила к остальному барахлу до лучших времен. Маму я также одарил лаком для ногтей, а Сальвадору не мог помочь ничем полезным, кроме части своей одежды и небольшого количества денег. За эти деньги я мог бы снять гостиницу и разместиться в условиях, на несколько порядков лучших, по сравнению с жилищем Сальвадора, однако я был рад тому, что имею возможность хоть как-то помочь этому бедному, честному труженику и его семейству.

Мне, как почетному гостю – как я ни противился – была выделена специальная кровать, а все дети легли вповалку на другую, накрывшись куском марли. Ни одеяла, ни подушек в доме не водилось. Как не водилось и будильника. Не было будильника и у меня: свои часы я подарил боксеру в Сьенфуэгосе, а телефон перестал работать в Гуантанамо. Я опасался, что мы проспим, однако рано утром нас разбудил стук в дверь: у порога стоял грузовик, груженный газовыми баллонами, за рулем которого восседал отец бывшей жены Сальвадора.

В самых теплых тонах расставшись с этой бедной кубинской семьей, я был заперт в пассажирскую кабину грузовика и отправился по такой же раздолбанной дороге, как и вчера, в столицу провинции – Ольгин. Кабина была полностью железной, окно зарешечено, замок наглухо закрыт, поэтому в случае падения автомобиля – а ехали мы по напрочь убитому серпантину – выжить мне удалось бы с не очень большой долей вероятности. Тем более, за спиной у нас болталось несколько десятков газовых баллонов. Клаустрофобией я хоть и не страдаю, однако, осознавая, что в момент аварии от меня мало что будет зависеть, и буду я погребен в этих железках навеки, становилось не по себе. Скрашивало мое одиночество лишь бесчисленное количество подбираемых и запихиваемых в этот железный отсек кубинцев, которые тоже ехали автостопом, хоть и платным, вместе со мной в сторону Ольгина.

Однако все обошлось – и мы прибыли в Ольгин.

Наевшись досыта кусками свиньи, продававшимися в городе в изобилии, я обнаружил поблизости бейсбольный стадион. На счастье, стадион не пустовал: играла команда Ольгина и Гуантанамо. На Гуантанамской трибуне никого не было: для них этот матч был выездным – и я решил болеть за эту команду. Постепенно познакомившись с тренером и большинством игроков, я был приглашен в раздевалку, а потом – по окончании выигранного гуантановцами матча – на поле, немного поиграть. Вспомнил полученные в детстве навыки игры в бейсбол, обменялся автографами и фотографиями, и отправился изучать город.

На главной площади встречаю иностранца и прошу его одолжить телефон, чтобы вставить свою карточку и сделать звонок на родину: мой аппарат сломался. Толстый канадец по имени Билл рассказывает свою историю: в его стране педерастов не любят, показывают на них пальцем.

Кубу же он, будучи пидором, посещает часто. В стране, где правительство негласно разрешило проституцию женскую, мужской проституции тоже никто препон не ставит. Билл был женат и даже имел некоторое количество детей, однако его гомосексуальная сущность проявилась по выходу на пенсию, и Билл переориентировался на мальчиков. Основной целью Билла на Кубе являлись не мучачАс, а мучачОс; выступая в качестве спонсора, он получал свои плотские удовольствия в обмен на конвертируемую валюту. Мальчики у Билла были почти в каждом городе.

– Они меня любят.

Действительно, вокруг него терлись какие-то пидорковатые пацанчики с отлакированными волосами и подведенными ресницами – и на фоне огромного Билла они выглядели пестрыми цыплятами. Чувствовалось, что они любили – не то Билла, не то его кошелек.