Дмитрий Алексеев - По следам «таинственных путешествий»

Первое изменение координат случилось во второй половине октября 1912 года. Ледяное поле плавно двинулось на север. Вот и полоска ямальского берега исчезла. Из двадцати четырех членов экипажа тринадцати вообще не суждено больше ступить на землю... [36] В экспедицию на «Св. Анне» отправились кроме Г. Л. Брусилова и Е. А. Жданко следующие лица: старший штурман В. И. Альбанов; боцман И. Потапов; гарпунеры — В. Шленский, М. Денисов; старший рулевой П. Максимов; матросы — А. Конрад, Г. Мельбарт, И. Параприц, Е. Шпаковский, О. Нильсен, И. Луняев, И. Пономарев, П. Баев, А. Шахнин, П. Смиренников, Г. Анисимов и А. Архиреев; машинисты — Я. Фрейберг, В. Губанов; кочегар М. Шабатура; повар И. Калмыков и стюард Я. Регальд. За исключением штурмана В. А. Альбанова и матроса А. Конрада, об остальных членах экипажа никаких биографических сведений нс сохранилось. Гарпунер М. Денисов присоединился к экспедиции в Тронхейме. Хотя он и жил с семьей в Норвегии, но давно мечтал отправиться в плавание на русском промысловом судне. Матрос-датчанин О. Нильсен приплыл вместе со шхуной из Англии. Кто из членов экипажа отплыл из Петербурга и кто присоединился к экспедиции в Александровке, до сих пор неизвестно. Недавно И. П. Литвиновой удалось обнаружить в рижской газете «Сегодня» (№ 31) за 1935 год заметку «20-летие гибели полярной экспедиции лейтенанта Брусилова, в которой участвовало много латышей». В ней, в частности, говорится: «В Лиепайском и Вентспилсском портах можно и теперь еще найти моряков, встречавшихся со своими земляками — забытыми героями брусиловской экспедиции Александром Кондратом, Густавом Мельбартом, Яковом Фрейбергом, Яном Регальтом и др.». Таким образом, среди членов экипажа «Св. Анны» было пять латышских моряков, но еще предстоит выяснить, каким образом они попали в экспедицию.

Зимой многие из команды заболели. Слег и Брусилов.

«...Странная и непонятная болезнь, захватившая нас, сильно тревожит», — записано в судовом журнале 4(17) января 1913 года. Теперь мы можем предположить, что экипаж страдал от заболевания, вызванного потреблением медвежьего мяса, зараженного личинками трихинеллеза. Ерминии Александровне пришлось применить все свои медицинские познания, и лишь весной командир встал на ноги. Чувствовалось, что Брусилова очень угнетало крушение коммерческих планов. Ведь если и освободится шхуна из ледового плена, о дальнейшем плавании не может быть и речи...

Сложной и противоречивой фигурой был Брусилов. Профессиональный моряк, участник двух гидрографических экспедиций, он соблазнился на коммерческое дело и с первых шагов попал в сферу жестких законов частного предпринимательства. Но как морской офицер он педантично вел научные наблюдения за дрейфом. Выписка из судового журнала оказалась неизмеримо ценнее всех капиталов баронессы Паризо де Ла-Валетт.

За столом в кают-компании уже не было прежнего веселья и смеха. Не узнать теперь было и «Святую Анну». Куда подевались белая краска на ее стенах, полированное красное дерево ее мебели, великолепные ковры, кожаные кресла? «...Мало-помалу начали пустеть ее кладовые и трюм, — вспомнит потом Альбанов. — Пришлось заделать досками световые люки, вставить вторые рамы в иллюминаторы, перенести койки от бортов, чтобы ночью одеяло и подушка не примерзали к стенке; пришлось подвесить газы, чтобы с отпотевающих потолков вода не бежала на койки и столы». Давно уже вышел весь керосин, и сквозь сырой, промозглый мрак едва пробиваются огоньки самодельных «коптилок» на тюленьем и медвежьем жире. И к этим огонькам «...жмутся со своей работой какие-то силуэты. Лучше пусть они останутся «силуэтами», не рассматривайте их... Они очень грязные, сильно закоптели...» [37] Слова В. И. Альбанова цитируются по его дневнику, опубликованному в книге «Затерянные во льдах. Полярная экспедиция Г. Брусилова на зверобойном судне «Св. Анна»» (Л., 1934). В этой же книге приведена и выписка из судового журнала «Св. Анны», которую доставил В. И. Альбанов. .

Дрейф шхуны «Святая Анна» и маршрут похода штурмана В. Альбанова

Начались мелкие стычки, ссоры. Между командиром и штурманом словно возник невидимый барьер. Позднее Альбанов запишет в дневнике: «...мне представляется, что мы оба были нервнобольными людьми. Неудачи с самого начала экспедиции, повальные болезни зимы 1912/13 года, тяжелое настоящее и грозное неизвестное будущее с неизбежным голодом впереди, все это, конечно, создало... обстановку нервного заболевания».

По современным нормам «психологическая совместимость» — одно из условий для подбора состава далеких и длительных экспедиций. Видимо, условие это было не учтено. Или не могло быть учтено, и «нестыковка» характеров проявилась в обстоятельствах исключительных, когда изменить что-либо было уже невозможно.

Поэтому нет ничего удивительного в записи командира в судовом журнале: «Оставлен от должности штурман Альбанов». Впрочем, из дневника Альбанова явствует, что он сам попросил об этом...

Дрейф на север продолжался и в течение всего 1913 года. А еще через год, весной 1914 года, когда шхуна находилась уже севернее Земли Франца-Иосифа, часть экипажа во главе с Альбановым решила покинуть судно.

Теперь, после обнаружения писем в Староконюшенном переулке, можно объяснить и нервозность капитана, и его срывы. Для Альбанова же тогда это было непонятно. И он, например, счел за проявление скупости требование Брусилова выдать расписку на жалкое имущество, взятое партией, отправляющейся к земле. Он не знал, что по возвращении из плавания родственница спросила бы капитана о каждой истраченной копейке.

Ерминии Александровне, надо полагать, было труднее всех. Но твердости характера ей тоже не занимать. «...Ни одной минуты не раскаивалась она, что «увязалась», как мы говорили, с нами. Когда шутили на эту тему, она сердилась не на шутку», — пишет Альбанов в своем дневнике. И когда сервировали стол для прощального обеда — Альбанов со спутниками отправлялся к земле, — она приложила все усилия, чтобы капитан и штурман расстались дружески.

Последние напутствия. Брусилов передает Альбанову жестяную банку. В ней пакет на имя начальника Гидрографического управления. И еще один объемистый сверток с личными письмами Георгия Львовича, Ерминии Александровны и других членов экипажа.

Правильно ли поступил штурман, покинув судно? Уход Альбанова и с ним части команды произошел с полного согласия командира, по обоюдному желанию того и другого. Но все же о причинах своего решения покинуть исправное судно сам Альбанов сообщает скупо.