Питер Мейл - Прованс от A до Z

Ближе к концу февраля, когда пейзаж оживляют ранние цветы миндальных деревьев, когда теплеет утренний ветер, начинаются звонки. Звонят с далекого холодного севера, интересуются твоим здоровьем, жалуются на долгую жестокую зиму, как бы мимоходом интересуются погодой в Провансе. Таким образом проявляются начальные признаки охоты к перемене мест, хотя в первых разговорах о склонности к миграции не упоминается. Терпение. Всему свое время.

Протекают недели, звонки учащаются, снаряды ложатся ближе к цели. Когда вода прогреется, чтобы можно было плавать? Много ли народу в июне? Сколько ехать от Кале до Экса? Затем собеседник начинает проявлять интерес к твоим планам на лето.

Тема эта не столь невинна, ибо ты тотчас оказываешься среди двух огней. Если скажешь, что собираешься в Сибирь ловить таежных бабочек, собеседник проявит чуткость и готовность прибыть в Прованс, чтобы присмотреть за твоим пустующим домом. Если же скажешь, что никуда не собираешься, тем лучше. Собеседник сообщит, что готов заявиться в Прованс и дать тебе возможность проследить за его добрым здравием.

Через несколько лет до меня дошло, что мне было бы тяжело без этих ежегодных наездов. Если бы никто ко мне не заявлялся, мне бы пришлось влачить тяжкую ношу безделья, валяться возле бассейна, спокойно ужинать на террасе, отдыхать… Что это за жизнь?

14 июня 2006 г.

Представь себе, мы в июне проедем через Прованс! Не найдется ли пары кроватей на недельку-другую? Нас четверо плюс пес (не беспокойся, он дисциплинированный).

Пламенный рыбный деликатес, острый соус из растертых анчоусов, чеснока и оливкового масла. Насколько мне известно, какого-либо классического, устоявшегося рецепта не существует, дозволяется импровизировать, ориентируясь на индивидуальную переносимость чеснока. Нанесенный на тонкий тостик, он одна из немногих достаточно действенных закусок, способных пробить свой вкус сквозь выпитый перед обедом пастис. Аншоад вполне сочетается с салатами из свежих овощей.

ПРИМЕЧАНИЕ. Анчоусы, как из бочки, так и из консервной банки, могут оказаться чрезмерно солеными. В этом случае их следует перед употреблением вымочить в разбавленном водой молоке. Минут десять, не более.

В дремучем своем невежестве я долгое время считал всех ослов одинаковыми: серыми, упрямыми, низкорослыми, этакими лошадьми в миниатюре. Мое «ослиное образование» началось, когда сосед купил Селесту.

К удивлению своему, я узнал, что лишь во Франции обитают целых десять видов ослиного семейства, от grand noir du Berry , большого черного из Берри, до baudet du Poitou , весьма разных по росту, облику, характеру. Прелестная Селеста представляет собой âne de Provence , провансальскую разновидность. Она меньше своих сородичей, однако копыта у нее большего размера. Тело покрывает густая серая шерсть разных оттенков, каждый глаз обведен белым, а на лопатках и спине ясно вырисовывается темно-бурый крест святого Андрея, la croix de Saint André . И милейшая улыбка. Улыбка появляется на физиономии Селесты всякий раз, когда вы предлагаете ей морковку.

Ослы Прованса, пожалуй, наиболее знаменитые из всех французских ослов. Славой своей они обязаны произведениям Жионо, Паньоля и Доде. Невзирая на славу этих осликов, официальная ослиная бюрократия не спешила признать их право на независимость. Лишь в 1995 году национальная ассоциация производителей выделила провансальских ишаков в особую породу. Теперь для них завели соответствующие книги родословных, детально задокументированы все положенные характеристики стопроцентного âne de Provence : определенная высота в холке, ясно прорисованный крест, определенный цвет и длина ушей – все, вплоть до «размера обуви». Я заметил лишь одно упущение, по-моему существенное. Не описаны вокальные данные. По мнению местных знатоков, знаменитое ослиное «и-а!» звучит не по-французски – hi-han, hi-han , а по-провансальски – hi-hang, hi-hang !

Когда в XIX веке в Провансе впервые в значительном количестве были замечены англичане, в местном лексиконе еще не было обозначения для туриста. Вместо него использовалось слово anglais , вне зависимости от национальности иностранца. В какой-то мере ситуация сохранилась и поныне. Все розоволикие иностранцы – американцы, голландцы, немцы – по инерции воспринимаются как англичане.

Как англичанин, я легко понимаю тягу своих соотечественников к Провансу. Мы выросли на маленьком мокром острове, почти постоянно затянутом пеленой тяжелых туч, и ясное, безоблачное небо Средиземноморья, предсказуемая стабильная хорошая погода, жизнь без носков и зонтиков кажутся нам особенно привлекательными. Многие из нас не способны устоять перед зовом юга. С течением времени беженцы из Туманного Альбиона стали прибывать на юг Франции, как выразился один знакомый француз, «как с фабричного конвейера». Мне показалось интересным, что всех англичан можно весьма условно подразделить на три группы с размытыми границами.

Первая и, надеюсь, самая большая состоит из тех, кто хочет приспособиться к местному образу жизни. Они работают над своим французским, хотя ко времени прибытия во Францию у некоторых сохранились лишь смутные школьные воспоминания об этом языке. Они стараются понять и усвоить основные местные обычаи, привычки, включая ритуальные поцелуи, двухчасовые ланчи и некоторое пренебрежение пунктуальностью. Они завязывают контакты с соседями, прислушиваются к советам старожилов. Они намереваются остаться здесь всерьез и надолго.

Вторая группа… Этим лучше было бы оставаться в Англии. Физически они присутствуют в Провансе, однако изолировались от окружения, окутав себя англосаксонским коконом. Они смотрят новости по каналу Би-би-си и получают английские газеты. Во время частых наездов на родину обязательно устраивают набеги на супермаркеты, отовариваясь впрок английским сыром, английской колбасой, английским беконом и – непременно! – английской тушеной фасолью со свининой. Они страдают от прованской жары и еще больше – от характера провансальцев, которого они не одобряют. Проходит какое-то время, и они перебираются в Аквитанию, в Дордонь, где чаще радуют душу дожди, где есть большая английская колония, английская газета и английская крикетная команда.

Третья, самая маленькая группа как бы противостоит второй. Эти изо всех сил стараются подавить в себе все английское и «перефранцузить» французов. Береты они, правда, почему-то не напяливают, зато вовсю щеголяют местной галликой: выписывают «La Provence» , повсюду таскают с собой складной нож «Опинель» с деревянной ручкой, который всякий раз вытаскивают, когда возникает потребность что-то разрезать, – более того, упорно подстерегают случай; курят только французские сигареты, предпочтительно черный табак, запрессованный в гильзу из papier maïs , кукурузной бумаги. У них всегда с собой куча купонов местных лотерей, на ногах парусиновые штиблеты по щиколотку, а ездят они, если повезет раздобыть, на древнем «Ситроен-2CV» цвета старой пачки «Голуаз». Экипировавшись таким образом, они усаживаются за персональный столик перед кафе и с наслаждением входят в роль мрачного крестьянина, неодобрительно косясь на чужаков.