Питер Мейл - Прованс от A до Z

Явление это здесь достаточно редкое и драматическое, чтобы его запомнили и точно зарегистрировали, поэтому мы знаем, что Воклюз сильно тряхнуло 25 января 1348 года, Пертюи – 14 апреля 1535-го, что толчки случились также в 1708 и 1731 годах. Но самым сильным стало землетрясение 11 июня 1909 года, поразившее Ламбеск. В тот раз погибли люди, большой ущерб нанесла стихия имуществу.

Перечисленные бедствия, разумеется, вызваны подземными процессами, однако землетрясение землетрясению рознь. Самые слабые подземные толчки – иногда настолько слабые, что их ни один сейсмограф уловить не в состоянии, – выступают союзниками беззастенчивых джентльменов, занятых в строительном бизнесе. Я убедился в этом на личном опыте.

Несколько лет назад в пароксизме мелкопоместного мазохизма мы пригласили бригаду рабочих заменить большое окно обычного типа цельным пуленепробиваемым стеклом, вставляемым нервными диктаторами в окна своих дворцов и лимузинов. Нас заверили, что его и молотом не расколотишь, что надо кран с чугунной «бабой», чтобы его разбить. Стекло вставили, рабочие повосхищались и отбыли.

Представьте наши переживания, когда, не прошло и трех недель, мы обнаружили в стекле сквозную трещину, пересекавшую его по диагонали. Полагая, что причиной несчастья послужили огрехи, допущенные в процессе установки, мы позвонили рабочим, пригласили для беседы по душам.

«Вот не повезло! – посочувствовал нам патрон, бросив беглый взгляд на работу своих умельцев. – Совершенно очевидно, что причина в tremblements de terre . Никакого сомнения».

Нам не верилось. Погода все это время сохранялась тишайшая, ни ветерка, ни колыхания даже веточки. На этом фоне никакой подземный толчок не мог остаться незамеченным. Но патрон с жаром заверял нас в обратном. Очевидно, слабое землетрясение произошло, когда мы на минутку отвернулись.

Впоследствии мы убедились, что эти «слабые землетрясения» после проведенных местными умельцами капитальных строительных работ случаются частенько. У одних соседей появились трещины в новом плавательном бассейне, у других в полах и на потолке. Во всех случаях виноватыми оказались мельчайшие подземные толчки. Вот вам и мягкий средиземноморский климат.

Есть один фокус, который любому провансальцу удается лучше, чем самым утонченным гурманам Древнего Рима.

Римские пиры затягивались не на час, блюда следовали одно за другим, миножья икра сменялась языками жаворонков, улитками в молоке, диким кабаном, нафаршированным живыми дроздами, и так далее и тому подобное, согласно полету фантазии тамошних шефов. Неизбежно наступал момент, возможно после необдуманной добавки павлиньих мозгов, когда тога начинала поджимать желудок и аппетит исчезал. Благовоспитанность, однако, не позволяла прекратить прием пищи и обидеть хозяина. Следовало жевать и глотать, пока последняя пропитанная медом землеройка не исчезнет в утробе трапезничающих. Как выйти из положения благовоспитанному гостю?

Ничего сложного. Гость ненадолго отлучался от стола, шествовал в vomitorium , где специально обученный раб щекотал ему горлышко птичьим перышком, помогал вызвать рвоту и избавиться от съеденного. Очистив желудок, просветленный гость возвращался к столу, не посрамив своего достоинства.

Trou Provençal помогает добиться подобного результата гораздо проще, не прибегая к столь неаппетитным мерам. Прием с гарантированным успехом применяется при провансальском застолье уже не первый век. Для того чтобы пробить дыру, следует опрокинуть в себя стопку marc de Provence , средства свирепого, как уже отмечено ранее, гораздо более могучего, нежели бренди. Принятый в середине приема пищи, марк пробивает насквозь самые плотные блюда, съеденные ранее, и оживляет перегруженную пищеварительную систему. Действие ощущается мгновенно. Сначала вы вздрагиваете, нёбо вспыхивает, затем наступает просветление, и вы способны воодушевленно одолеть добавку доба или ассорти из сыров.

Предпочитающим «дыру» безалкогольную рекомендую другую прованскую усладу, розмариновый сорбет, пряный, изумительно освежающий. Ничего нет лучше для оживления отупевших вкусовых рецепторов.

Одно из наиболее взрывных и красноречивых звукосочетаний провансальского лексикона. Если вы страдаете от ucha , попросите кого-нибудь постучать вам по спине и передать стакан воды. С вами приключился приступ кашля.

Теперь это трудно себе представить, но еще не так давно многоэтажное жилое здание во Франции отыскать было трудно, а в Провансе и вовсе невозможно. Одно-двухэтажные дома выполнялись из местного камня. Армированный бетон оставался редкостью, пока его не благословил и не прославил Ле Корбюзье, которого мы должны благодарить – или клясть на чем свет стоит – за громадные, грызущие небо, кошмарные серые бетонные зубы, дома-коробки, расплодившиеся по всему земному шару за последние полсотни лет.

Наиболее весомый вклад Ле Корбюзье в архитектуру Прованса – Unité d’Habitation на бульваре Мишле в восьмом arrondissement , округе, Марселя. Ле Корбюзье замыслил организовать жилища в то, что он называл «вертикальной деревней», использовав окружающее эту «деревню» пространство для разбивки парков, скверов, для услаждения взоров обитателей и сближения их с покинутой ради города природой. Таким образом, между 1947 и 1952 годами выросло здесь на солидных бетонных колоннах его двенадцатиэтажное детище: 337 квартир разного размера, каждая с естественным освещением, служебный этаж, коммерческий этаж, на крыше сад. Результат несколько опережал свое время, в силу чего местные на новостройку косились и прозвали ее la maison du fada – «дом чокнутого». Как его ни назови, но комплекс Unité d’Habitation и по сей день не утратил своего значения как пример решения проблемы единения жителей каменных джунглей с природой. Городские жители здесь могли вдохнуть запах травы и листвы, бросить взгляд на забытые деревья.

Идеи Ле Корбюзье подхватили и развили многочисленные эпигоны, менее значительные архитекторы и корыстолюбивые застройщики, рыцари чистогана, усвоившие, правда, лишь стремление к повышенной этажности бетонных коробок и наплевавшие на всякие малодоходные травки-кустики.

Нельзя сказать, что это слово часто услышишь в повседневной речи провансальцев. К нему относятся со смесью мягкого любопытства и насмешливости. Любопытство объясняется тем, что urgent призывает поторопиться, а торопливость – малознакомая провансальцам иноземная привычка. Веселье же обусловлено странными манерами пособников спешки. Разве не смешно, когда некто в непонятных потугах куда-то успеть к какому-то точному (до минуты, можете себе представить?) сроку то и дело озабоченно смотрит на часы, куда-то звонит, торопится за едой, давится и не доедает – в общем, выделяется на общем сонном фоне.