Александр Ледащёв - Маори по кличке Литой [СИ]

— Я смотрел, кто входил в клетку. Моего отца среди них не было, — ответил Моана, пожав плечами.

— Э?

— Ты умный парень из Окленда, неужели ты не узнал бы своего папу среди толпы чужих людей? — Спокойно спросил Моана, глядя в глаза Джекки. Странное чувство снова охватило бандита. Этот маори второй раз за вечер заставил его здорово напрячь голову, чтобы понять что-то неуловимое, но такое простое!

Пока он думал, Моана пожал ему руку, прощаясь, а затем скрылся за дверью кафе.

Прошло несколько месяцев с того дня, как Моана впервые вышел в клетку. Там он, забегая вперед, и оставался по сей день. В чудесный солнечный день он сидел за столом все в той же комнатушке, что снимал, и старательно писал что-то на листке бумаги. Да, как мы упоминали, Моана пользовался и компьютером, но те, кому он писал, компьютерами, увы, пользоваться особо не любили. Зато и они, да и сам Моана, находили что-то отрадное в посылке и получении этих, уже ставших старомодными, бумажных писем.

«Здравствуй, дорогой мой дядя Вирему! Я от всей души надеюсь, что ты и вся наша семья здоровы, довольны и живете, опять же надеюсь, хорошо.

Я тоже живу хорошо, о чем расскажу чуть подробнее. Живу я в городе Окленде, он мне подошел, как оказалось, больше столицы, куда я было собирался. Я жив и здоров, чего и тебе, и всем нашим, желаю. Работу я тоже нашел. То есть, нашли мне ее тут парни с улицы, те, что считают себя бандитами. Но я работаю не с ними, так что твой запрет (а твой совет, дядя Вирему, для меня равен запрету), я не нарушил. Занимаюсь я тем, что понемногу коплю деньги на посудину, на которой и выйду в море, искать Гаваики.

С этими ребятами я познакомился в кафе, где поселился. Вышла у нас размолвка, которая кончилась, скажем так, почти хорошо (прочтя это, дядюшка Вирему покатился со смеху, так как прекрасно знал, что такое «размолвка с Моаной, что кончилась почти хорошо»), в результате они мне и предложили зарабатывать деньги, выступая в клетке на боях. Мы с тобой, если ты помнишь, видели такое по телевизору, ты еще счел такой способ вполне достойным рода воинов. Так что и тут мне повезло.

Вначале против меня ставили, кого попало, (тут смеялись уже все члены семьи дяди Вирему, которым он читал письмо Моаны вслух), но теперь поняли, что куда выгоднее и интереснее ставить людей, выбирая их более тщательно. Со мной почему-то в нашем квартале здороваются незнакомые мне люди, а еще в ресторанчике, где я столуюсь, официантка постоянно забывает подать бумажку со счетом, и я подолгу ее жду, пока не увижу и не подзову. Не знаю, в чем тут дело, не думаю, что все они ходят на бои. А если и ходят, то не могут же они все болеть только за меня, да еще и теряя деньги, если ставят против? Думаю, ты со мной согласен.

Опасаюсь, не считают ли они меня бандитом, так как слухи тут расходятся быстро, а всем, кто интересуется, известно, как я попал в клетку. Но ладно, пусть себе думают, что хотят, я занимаюсь своим делом.

Платят мне неплохо, кроме того, я ставлю на себя деньги порой, так что получил возможность сделать следующее — я не знал, дядя Вирему, что прислать тебе в подарок, так как с выдумкой у меня не очень, а потому посылаю тебе, прости пожалуйста, всего-навсего триста пятьдесят долларов США, которые ты видишь в конверте. Купи себе, пожалуйста, что-нибудь на них. Мне будет очень приятно. Еще раз прошу прощения, что не придумал сам, что бы тебе послать.

Теперь о лодке. Я ходил тут по местным верфям и по объявлениям и нашел то, что и искал, а именно яхту, которая может ходить и на моторе, и под парусом, без всей этой новой ерунды, вроде бортового компьютера и в очень хорошем состоянии. Продает ее маори с Юга, он говорит по-нашему. Дядя Вирему, тут очень мало, кто говорит на родном языке, что меня сильно расстраивает. Вначале он пытался мне продать другую яхту, куда более новую и дорогую, но мы как-то разговорились, и он решил продать мне эту. Поверь мне, дядя Вирему, она гораздо лучше, чем та, новая и современная, но люди, как ты знаешь, чаще всего покупают обертку, а не конфетку. Этому ты меня в свое время научил и вот теперь, благодаря твоей науке, моя мечта о поисках Гаваики становится, я надеюсь, все ближе. Это яхта еще с тех времен, когда вещи делались на совесть, а не на продажу. Полной суммы у меня пока нет, но я внес задаток, а поручился за меня мой друг Джекки, которого маори с яхтой прекрасно знает, как оказалось. Откуда — я не спрашивал, но Джекки уверил меня, что яхта моя будет меня ждать до тех пор, пока я ее не выкуплю. Я очень рад, Джекки тоже рад. Он неплохой парень, хотя образ его жизни, дядя Вирему, ты бы не одобрил, да и я не в восторге. Но, как ты помнишь, никогда не спеши ни с похвалой, ни с осуждением, смотри, слушай и учись. Он парень сложный, но я замечаю, что что-то в нем, за время нашего общения, стало меняться. Не знаю, к лучшему ли это для него — так как те, кто его окружают, вряд ли поменяются, и это может стать, опасаюсь, поводом для неприятностей у Джекки со временем. Ну, то нам неизвестно, буду надеяться, что я плохой предсказатель.

Ты посмеешься, дядя Вирему, но я записался в спортивный зал, иначе просто заплыл бы тут жиром, так как на настоящую работу пойти не могу — силы приходится копить для клетки, а работа, к которой мы с тобой привыкли, сил для клетки не оставит. Очень скучаю по нашему с тобой катеру и сетям, морю и нашей деревне.

В спортивном зале я, правда, не очень стараюсь, так как требуется от меня всего-навсего бить людей и оставаться живым, а это любому маори под силу.

В этой работе тоже что-то есть, дядя Вирему. Я тут вычитал в книге, которую взял в местной библиотеке, что ученые белых отыскали в нашей крови «ген воина», после чего, как принято у белых, переругались между собой и поделились на два научных лагеря, один признает этот ген, второй нет. Я стою за тех, что признают, думаю, что ты теперь тоже. Маори, как рассказывал мой дед, а также и ты с братом, моим папой, всегда любили войну. Я рассказывал как-то Джекки историю земельных войн, оказывается, тут ее уже стали забывать, хотя делают вид, что белых не любят. Я имею в виду тот момент этих войн, когда англичане как-то спросили одного из наших вождей, отчего наши воины не нападают на транспорты с порохом и едой. Тот отвечал, как и положено маори: «Ты глуп. Если мы станем нападать на них, то как же вы сможете воевать?» Англичане, говорят, его не поняли, но что меня опечалило, дядя Вирему, не сразу меня понял и Джекки, а ведь он чистокровный маори, хотя, к сожалению, уже не говорит по-нашему. Но потом, как мне показалось, понял. Я думаю, что если бы горожане чаще ездили по деревням, слушали и учились, то их дети однажды бы снова стали тем, кем были — маори.