Карл Май - «Восточный цикл» Сборник (Книги 1–7) [Компиляция]

Когда слой земли достиг их лиц, Халеф попрощался с ними. Я тоже склонил голову.

– Ля и ляха и л ля-лл ах! – шептал хаджи. – Сиди, позволь мне прочитать молитву!

Я не мог и не хотел скрывать слез, что текли по щекам. Потом я прочитал христианскую молитву. Они не дошли до Кербелы, города тоски и печали, но пустились в иное паломничество, в город чистоты и правды, где нет лжи, а счастье и радость стали вечными добродетелями!

Могила была засыпана, и мы могли трогаться. Я умудрился с трудом залезть в седло. Но, отъезжая, обернулся к месту, с которым мне было так тяжело расстаться. О человек, прекраснейшее из земных созданий, сколь ограничен и безвластен ты, когда перед тобой отворяются двери вечности!

Медленным шагом мы миновали развалины ИбрахимХалила и пересекли южную границу археологической зоны, оставшейся у нас слева. Я прилагал все усилия, чтобы не вывалиться из седла. Прошло более часа, прежде чем мы достигли места, которое Халеф искал столько времени. Я увидел довольно широкий ручей, текущий с запада, воды которого были чисты и свежи, как в роднике. Бесчисленными извивами спускался он к реке и по обе стороны порос густым кустарником. Ясное дело, я не задавался тогда вопросом, откуда в пустынной местности появилось такое богатство природы – позже я узнал и о других притоках: НахрХаванде, Нахр-Хадрише и иных, – местность к западу отсюда вообще менее засушлива. Здесь есть довольно обширное болото, где гуляет лихорадка, и со скальных уступов срываются серебристыми потоками струи прохладной влаги.

Скоро Халеф соорудил для меня некое подобие навеса, я погрузился в воду, а затем улегся на подстилке из листьев, заменившей мне больничную койку. Язык у меня был темно-красный, в середине – черный и сухой, температура изматывала меня по-прежнему – становилось то жарко, то холодно; то, что делал хаджи, я видел сквозь туман, а голос его разбирал как через пелену, а вернее, он звучал, как голос чревовещателя. Кровавые пятна и опухоли стали еще больше, и к вечеру, в мгновение, когда жар спал, я попросил Халефа вскрыть нарывы. Дело было опасное, но оно удалось. Чтобы ночью не провалиться в еще больший кошмар, я попросил хаджи почаще встряхивать меня и поливать водой. Так прошла ночь, занялось утро. Я почувствовал себя немного лучше, и Халеф отправился на охоту. Он принес несколько уток и зажарил на вертеле. Есть я, по-прежнему, ничего не мог, он тоже сидел и ни к чему не прикасался. Только собака немного закусила. Как не соответствовало названию Фрат (Райская река) наше состояние!

Смертельно больной, без врачебной помощи, кроме той, что мы сами могли себе обеспечить, в объятиях чумы, перед полураскрытыми воротами в мир теней. В Хиллу или другое место путь был заказан, нас бы сразу убили. Что бы я делал без верного Халефа, который отдал бы все, лишь бы я поправился!

Сегодня был четвертый день болезни, а я слышал, что именно он – решающий. Я очень надеялся на помощь свежих воды и воздуха. Несмотря на то, что здоровье мое заметно сдало из-за волнений последних дней, я доверял ему больше, чем сомнительному врачеванию, о котором имел весьма туманное представление.

К вечеру жар немного спал, и в абсцессах наметилось некоторое улучшение. Этой ночью я спал намного спокойнее, а когда утром предъявил Халефу язык для осмотра, он заявил, что он стал более влажным, а черный цвет почти исчез. Я стал надеяться на исцеление, но после полудня вдруг заметил, что мой слуга являет те же симптомы, что были у меня, – головокружение, жар и так далее… К ночи я уверился, что он заразился. Я велел ему идти в воду, и он, шатаясь, побрел к ручью.

– Халеф, ты сейчас упадешь! – закричал я.

– Ох, сиди, у меня все кружится перед глазами!

– Ты заболел. Это чума!

– Я знаю.

– Ах, это я тебя заразил!

– Значит, Аллах пожелал этого, как сказано в Книге. Я умру, а ты пойдешь и отомстишь.

– Нет, ты не умрешь, я выхожу тебя.

– Ты? Да ты сам одной ногой…

– Мне уже лучше, и я смогу сделать то же, что делал ты.

– О, сиди, что я против тебя! Дай мне умереть.

У него начиналась такая же апатия к жизни. Какое-то время ему удавалось скрывать от меня подбиравшийся недуг. Наверное, мы вместе подцепили болезнь, когда в Багдаде наблюдали за караваном, и сейчас у него начиналась тяжелейшая форма, при которой все признаки чумы проявляются с удесятеренной силой.

Я с ужасом вспоминаю об этих днях, когда мне приходилось делать Халефу то, что производил со мной он, только гораздо в больших дозах. Он, в конце концов, поправился, но даже на десятый день болезни был еще так слаб, что я должен был носить его, а сам едва мог удержать в руках ружье. Счастье, что наш «чумной барак» так никто и не обнаружил. Когда я первый раз увидел свое отражение в ручье, то ужаснулся заросшей голове и мертвецкой бледности лица, глянувшего на меня. Неудивительно, что стервятники кружили над нами, а шакалы и гиены, приходя на водопой, внимательно поглядывали на нас из-за кустов тростника, не окажемся ли мы скоро их добычей. Но они вынуждены были быстро ретироваться, ибо Доян не проявлял к ним дружеских чувств.

Первую вылазку я предпринял к могиле персов, которую обнаружил пока что нетронутой. Я пришел пешком и около часа просидел возле башни, а живые образы ушедших стояли перед моим мысленным взором.

Внезапно залаял пес. Я повернулся и увидел группу из восьми всадников с ловчими соколами и сворой собак. Они тоже меня заметили и подъехали.

– Кто ты? – спросил мужчина, по виду предводитель.

– Чужеземец.

– Что ты здесь делаешь?

– Я скорблю по убитым, похороненным тут. – И я указал на могилу.

– А от какой болезни они умерли?

– Они были убиты.

– Кем?

– Персами.

– Ах, персами и арабами-зобеидами? Мы слыхали об этом. Они убили многих, кто был тогда на канале.

Я вздрогнул, потому что под «многими» подразумевались Линдсей со своими людьми.

– Ты точно это знаешь?

– Да. Мы принадлежим к племени шат и сопровождали паломников до Кербелы. И там мы это слышали.

Это, наверняка, ложь. Шаты живут далеко на юге, и появляться здесь могут лишь в исключительных случаях. С другой стороны, соколы у них на руках говорили о том, что они на охоте и родина их рядом. Но я был так опечален, что не придал этому несовпадению значения.

Тут один из них подъехал ко мне вплотную и сказал:

– Что это у тебя за необычное ружье? Покажи-ка!

Он протянул руку, я же отвел свою с ружьем назад и ответил:

– Это ружье опасно для тех, кто не умеет с ним обращаться!

– А ты мне покажи, как это делать!

– Хорошо, только сперва ты слезешь с лошади и мы с тобой отойдем в сторону. Кто же выпустит из рук ружье, если чувствует, что ему угрожает опасность?

– Ну, хватит, оно мое!