Георгий Кублицкий - Все мы - открыватели...

В дневниках Ковалевского превосходные зарисовки природы, которая становилась тем щедрее, чем глубже уходил маршрут в дебри Африки. Но Ковалевский не только инженер и натуралист, он также писатель и дипломат. Его интересуют местные политические нравы, заговоры честолюбивых пашей, взяточничество и шкуродерство. А как проницательны его характеристики миссионеров, встреченных в Хартуме! Он сразу различает за внешне представительной фигурой епископа Кацоллани другую — остающегося в тени, но вершащего все дела иезуита Рилло, «известного в католическом мире не столько как ректора школы пропаганды, сколько по религиозному и политическому влиянию».

Этот Рилло хотел выбрать место для миссионерской колонии на границе Абиссинии и Судана. Он попытался было послать своих соглядатаев с экспедицией Ковалевского. Но тот хорошо понимал, что Рилло затевает «более политико-коммерческое, чем религиозное предприятие», и что у преподобного отца-иезуита много замыслов, «в число которых если и входит религиозная мысль, то только стороной, как средство, а не цель».

От Хартума барки Ковалевского повернули вверх по Голубому Нилу. Впервые в истории исследования Африки русский флаг отражался в водах этой реки. Ковалевский находил, что по ее берегам и природа раскинулась привольно, на русский лад: есть место и человеку, и птицам, и диким зверям.

Последних, впрочем, могло бы быть и поменьше. Львы и гиены так и рыскали вокруг. В одной приречной деревушке звери растерзали пять человек и несколько вьючных мулов. Поэтому лоцман, выбиравший для ночных стоянок песчаные безлесные островки, однажды велел спешно отчаливать, испугавшись близкого львиного рыка и тени, мелькнувшей в зарослях. Ковалевский остановил его: надо же сначала сосчитать людей! Так и есть, нескольких человек не хватало. Подняли крик. На отмели появились боязливые фигурки, торопливо крадущиеся к баркам.

Впрочем, и на отмелях было опасно. Однажды арабы бечевой тянули барку, забредя в реку почти по пояс. Вдруг один из них, вскрикнув, исчез под водой. Мелькнуло его лицо с вылезшими на лоб глазами и судорожно раскрытым ртом. Опомнившись, люди стали кричать, стрелять из ружей в воздух, бросать веревки туда, где клокотала и пенилась окровавленная вода. Шум испугал крокодила. Пострадавшего вытянули из воды. Кровь стекала с него, нога была раздроблена острыми зубами, а три пальца словно отрезаны бритвой. «Славная земля! — отмечает Ковалевский. — К берегу нельзя приблизиться в опасении львов и гиен; в воде нельзя оставаться в опасении крокодилов. Впрочем, где тут беречься долгое время! Мы выходили на берег одни и купались с беспечностью истинных арабов — даже ночью!»

Был март 1848 года, когда экспедиция покинула долину Голубого Нила и по высохшему в это время года руслу его притока Тумата стала углубляться в золотоносную область Фазогли.

— А что, Иван, — спросил один из уральцев, спутников Ковалевского, — долго еще будут нас везти?

— Дальше солнышка не увезут, — меланхолически ответил другой.

И верно, привезли их едва не под самое экваториальное солнце, под прямые и беспощадные его лучи. Привезли в египетский военный лагерь возле гор Кассана, где Ковалевского давно поджидал посланный туда Мухаммедом-Али генерал-губернатор Галиль-паша.

В первый же день, не отдохнув после дороги, Ковалевский сделал пробные промывки золота. Многие последующие дни он занимался тем же, одновременно стараясь ускорить постройку золотопромывальной фабрики.

«Наконец, — пишет он, — успех увенчал труды и заставил положить не палец, а целую руку удивления в рот тех, которые не могли постигнуть, чтобы золото было там, где мы его искали».

Но мечтал он о совсем другом успехе.

На титульном листе книги Егора Петровича Ковалевского о его путешествии в Африку — эпиграф: греческие буквы, а под ними — арабская вязь. Это извлечение из трудов Геродота с признанием, что никто ничего не знал об истоках Нила, и арабская поговорка: «Истоки Нила в раю».

Вот где ключ к пониманию одной из побудительных причин, заставлявших Ковалевского стремиться в Африку! Загадка истоков Нила волновала исследователей в то время едва ли меньше, чем во времена Геродота.

Древние египтяне, вероятно, знали Нил по крайней мере до Хартума, но в надписях, повествующих об экспедициях фараонов на юг, ничего не говорится относительно истоков великой реки. Эратосфен сообщал уже о двух реках, которые, образуют Нил. Клавдий Птолемей в начале нашей эры относил истоки Белого Нила к высоким Лунным горам в центре Африки. По-видимому, священник Педро Паэш был первым европейцем, увидевшим в начале XVII века в горной Абиссинии исток Голубого Нила. Но и в начале XIX века не было человека, который мог бы указать, откуда течет Белый Нил.

Мухаммед-Али, дороживший славой просвещенного правителя, в 1839 году отправил вверх по Белому Нилу экспедицию Селима Бимбаши. Ей удалось проникнуть по реке до 6 30′. Оттуда мелководье вынудило арабов повернуть обратно. Однако паша приказал тому же Бимбаши снова отправляться в путь. К нему присоединились французские ученые. Но ни эта, ни еще одна экспедиция, снаряженная в 1841 году, не принесли желанного открытия. Удалось лишь установить, что Белый Нил течет не с запада, как тогда думали многие.

Ковалевский уже на пути в Каир прочел во французской газете сообщение, что путешественникам, братьям Антуану и Арно Аббади, удалось, наконец, найти истоки Белого Нила. И где же? В Абиссинии, неподалеку от истоков Голубого Нила!

Сообщались точные координаты: 7 49′48'' северной широты и 36 2′39'' восточной долготы. Начинаясь там, река будто бы описывает огромную дугу, неся воды к южным суданским окраинам.

Достигнув лагеря у гор Кассана, Ковалевский оказался не столь уж далеко от места, где Аббади сделали свое открытие. И путешественник рассудил: «Следуя по Тумату до самых вершин его, я должен был достигнуть почти той же широты и только немного уклониться от означенной долготы, следовательно, так сказать, упереться в Нил или до того приблизиться к нему, что всякий из туземцев легко мог указать реку, многими боготворимую: таким образом подтвердилось бы открытие Аббади».

Галиль-паша всячески отговаривал Ковалевского от подобной экспедиции: через верховья Тумата совершает набеги воинственное абиссинское племя галла, и, стало быть, риск слишком велик. Но постепенно Ковалевскому удалось склонить генерал-губернатора в пользу своей затеи.

Галиль-паша согласился отпустить русского лишь в сопровождении сильного военного эскорта. Это могло походить на завоевательный поход. Но первое, что сделал Ковалевский перед отправлением в путь, — строго запретил египетским солдатам малейшие насилия.