Георгий Кублицкий - Фритьоф Нансен [Его жизнь и необыкновенные приключения]

Первые сообщения об Октябрьской революции в России застали Нансена еще в Америке. Вскоре со страниц нью-йоркских газет огромные заголовки закричали о большевистских комиссарах, живьем бросавших в клетку к медведям петербургских профессоров и артистов императорских театров.

Смысл событий в России оставался Нансену неясным и после того, как, подписав, наконец, договор, он весной 1918 года вернулся домой. Его встревожило, что и в Норвегии появились было Советы рабочих депутатов. Полиция быстро расправилась с ними. Нансену казалось невероятным, что большевистская зараза проникла даже в Скандинавию. Или, может быть, сама зараза не так уж страшна?

Новая Россия вышла из войны — и это как будто говорило в ее пользу. Большевикам, однако, не дали мира, которого они хотели. Против них пошли с огнем и мечом, стали душить Советскую Россию блокадой. Снова кровь, жертвы, человеческое горе.

И вдруг в Европе заговорили об организации, которая поможет лучше, разумнее устроить мир. Художник Вереншельд, сосед Нансена по «Пульхегде», старый добрый знакомый, застал его однажды в необычайном возбуждении.

— Ты читал — организуется Лига наций? Это отлично, превосходно! Знаешь, воображение моряка рисует мне эту Лигу как корабль, плывущий к обетованной земле под флагом человечности. На нем все государства, все нации. Корабль построен так, что противостоит военной истерии, военной пропаганде, этим остаткам варварства. У него крепкие борта…

— Как у «Фрама»? — пошутил Вереншельд. — А кто же будет капитаном: американский президент Вильсон или этот «тигр» Жорж Клемансо, который теперь у руля во Франции? Что-то не верится в их миролюбие.

Но Нансен был полон энтузиазма. В таком состоянии духа он с мандатом представителя Норвежского общества содействия Лиге наций сел на пароход, идущий во Францию. Там, в Версальском дворце, заседала мирная конференция, которая должна была заложить основы Лиги. Дорогой Нансен обдумывал, как лучше, надежнее построить будущий международный корабль и каким должен быть корабельный устав.

В Париже все было очень торжественно. От флагов множества стран рябило в глазах. Но… устав Лиги наций, оказывается, был уже составлен победителями в войне, а представителей небольших государств позвали только для того, чтобы подписать готовое.

Нансен вернулся в Норвегию несколько обескураженным. Международный корабль был не так хорош, как хотелось. Может быть, это болезненное крушение надежд заставило его особенно остро почувствовать, что сам он, в сущности, бездомен и одинок. Его дети воспитываются у чужих людей. Бедняжка Одд, за которым присматривает семья доктора Ланге, повредил ногу и попал в больницу. Ирмелин отправилась учиться в Америку, старшие — Лив и Коре — живут своей жизнью…

Отец навестил в больнице Одда. Они говорили о всяких пустяках, потом Нансен-старший вдруг произнес: — Завтра я женюсь, сынок… — и вышел из палаты раньше, чем Одд смог что-либо сказать.

Брак Фритьофа Нансена с Сигрун Мунте, вдовой известного художника, был неожиданностью даже для многих близких знакомых семьи Нансенов.

В «Пульхегду» пришла телеграмма Совета Лиги наций: не возьмется ли доктор Нансен за человеколюбивое дело — не возглавит ли он комиссию, которая должна помочь военнопленным всех воевавших стран вернуться по домам?

Нансен отказался: у него был последний долг перед без вести пропавшим на «Геркулесе» Александром Кучиным — обработка наблюдений, сделанных молодым русским в Антарктике; теперь как раз удалось выкроить время.

Но следом за телеграммой Совета Лиги наций в «Пульхегду» приехал английский дипломат Филипп Ноэль-Беккер. Ему поручили уговорить Нансена. Ноэль-Беккер уверял, что, занявшись делами военнопленных, Нансен совершит подвиг, равный плаванию «Фрама». А ведь нужно, в сущности, только начать дело. Это отнимет месяц, два, ну, самое большее три…

— Мне пятьдесят девять лет, и я не легковерен… — усмехнулся Нансен. — Кстати, о каком количестве пленных идет речь?

Гость замялся:

— Видите ли… Этого точно никто не знает!

— Где они находятся?

— Об этом, к сожалению, еще нет сведений.

— Каким же способом вы предполагаете вернуть их на родину?

— Гм… Пока мы еще не думали над этим.

— Вот как! А на какие средства вы намерены организовать их перевозку?

— Видимо, придется где-то искать деньги.

— Хорошо, но, по крайней мере, советские власти согласны на обмен пленными?

— Я думаю, что… Но мы их еще не спрашивали.

Нансен крупными шагами ходил по комнате, насмешливо поглядывая из-под седых бровей на посланца. Тот понял, что дело выиграно: Нансен заинтересован необыкновенной трудностью и сложностью задачи.

Через некоторое время разнеслась сенсационная новость: Фритьоф Нансен сам поехал в Москву договариваться с большевиками.

Норвежец ожидал встретить в Народном комиссариате иностранных дел грубоватого парня в кожаной тужурке и собирался говорить с ним, как ему советовали: резко, требовательно, непреклонно.

Но его ждал человек в самом обыкновенном костюме, со свободными манерами и смеющимися глазами. Георгий Васильевич Чичерин усадил Нансена в кожаное кресло и на хорошем английском языке осведомился, как тот чувствует себя с дороги.

Нансен поблагодарил и сказал, что он, как уполномоченный Советом Лиги наций, намерен…

— Простите, — перебил его народный комиссар, — Лига наций не признает нас, и мы не признаем ее. Я, к сожалению, не могу считать ваши полномочия достаточными для ведения переговоров.

Вот как! Нансен поднялся во весь рост. Нет, он не намерен церемониться с большевиками!

— В таком случае, я немедленно уезжаю. Вся ответственность за последствия падет на ваше правительство.

— Паровоз к вашему вагону будет подан через два часа, — тоже встав, спокойно сказал Чичерин.

Но так срочно паровоз не понадобился: Чичерин и Нансен, согласившись вести личные переговоры, быстро нашли общий язык. Советское правительство обещало бесплатно перевозить военнопленных до границы и вообще всячески помогать Нансену.

…Два месяца, так легкомысленно названные Ноэль-Беккером, превратились в два года непрерывной работы, в два года бесконечных разъездов по Европе.

Заключительный отчет Нансена Лиге наций был написан всего на одной страничке. Там сообщалось, что четыреста двадцать три тысячи военнопленных двадцати шести национальностей возвращены на родину; из них сто пятьдесят четыре тысячи человек были в плену у русских. Советские власти, говорилось в отчете, несмотря на тяжелое положение в стране, не только полностью выполнили свои обязательства, но вернули пленных даже быстрее, чем обещали.