Тимофей Баженов - Дикие истории. Дневник настоящего мужика

Собаченко очень подружился с собаками, кошками и волчицей. Все было отлично. Он хорошо помогал. Тогда у меня в имении шли кое-какие съемки. Лишние руки никогда не лишние. Так он сторожил, за скотиной убирал и был при любимом деле — при телевидении. Да к тому же жил за высоким забором. От общества, которое по понятным причинам не испытывало к нему симпатии, его охраняли неприступные стены и серый волк. И дружба. Дни летели как птицы.

Шла работа. Строились декорации для детской передачи «Сказки Баженова». Волчица повзрослела. Ей было почти два года. Она очень любила съемки. Ходила с нами в лес, на площадку. Там общалась с другими зверями-актерами. Снималась почти в каждой серии. Иногда в эпизодах, а иногда и в главных ролях.

Особенно ей нравились моменты, когда мы снимали морды зверей с артикуляцией. Актеры озвучания потом попадали в артикуляцию, и получалось, что звери говорили. Для съемок нужно было, чтобы зверь-актер сидел ровно и двигал ртом и носом. В случае с волчицей мы применяли состав для собак: мед, сметана и горчица васаби.

Александра просто обожала это диковинное блюдо. Она готова была съесть целую миску. Но состав капали на нос из пипетки. Так мало, чтобы зверь сразу слизнул и мордочка осталась чистой. Без признаков лакомства.

В общем, волчица моя была очень мирной тварью. Любопытной и веселой. Свою деревянную будку она начисто сожрала. Разгрызла в щепки. Я отлил ей новую. Из бетона. В будку была вмонтирована цепь, но привязывал я Александру только на ночь. Потому что у нее появилась непреодолимая страсть — она хаотично копала. Копала везде. И выкапывала сосны, которые я бережно сажал.

Они с Полканом вели войну против молодых деревьев. Он их зассывал, а она копала траншеи.

АЛЕКСАНДРА НЕ БОЯЛАСЬ НЕПОГОДЫ И В САМУЮ ЛЮТУЮ ЗИМУ СПАЛА НА СНЕГУ. А ЕСЛИ НОЧЬ ЛУННАЯ — НА ЛЬДУ ОЗЕРА, НА ТЕРРИТОРИИ.

Пришел февраль. Время волчьих свадеб. Это раньше Полкан был другом и старшим товарищем. Теперь Александра была девушкой, а он кавалером. Отношения между ними стали очень нежными. Они ходили бок о бок, вылизывали и кормили друг друга. Волки не лают, как собаки. Они воют. Ну иногда тявкают. Рычат очень редко. Визжат как поросята, когда им больно или страшно.

Зимними вечерами мы подолгу сидели у печки. Строили мышиные города, заячьи домики. Делали кукольную мебель и утварь. Полкан лежал у моих ног. Ветер завывал за маленькими окнами моей избы. В лунные ночи Александра выла. Пронзительно и страшно. Думаю, в соседней деревне люди делали телевизор погромче или накрывали головы подушками. Полкан сразу вскакивал и бежал к любимой. Вытье прекращалось.

Иногда Полкан не слышал. Или очень сладко спал, или очень мягко и уютно лежал. Тогда достаточно ему было тихо сказать: «Полкан, Саша воет». И он моментально вскакивал и несся к ней утешать. Я не очень верил в то, что у них что-то получится. Все-таки разные биологические виды. Не каждая собака способна на гибрид с волком. И не каждая волчица загуляет с псом. Однако все получилось. Александра понесла. Она и так была не худая, а теперь стала походить на картофелину на спичках.

В начале апреля еще было очень холодно. Дули сильные ветры. Снег подтаял и покрылся льдом. Я решил поехать в баню. Приезжаю, а Собаченко грустный. И вялый. Он выпил и покурил. «Пошли, — говорю, — баню топить». А он и отвечает: «Нет больше бани…»

Я выглянул в окно.

— Как, — говорю, — нет? Вон она стоит.

— Я ее вчера топил… — сказал Собаченко.

Мне это не понравилось. Я не приветствую, когда мою баню без меня топят.

— И? — спросил я.

— Топил и покурил… — грустно сказал Собаченко.

— И? — спросил я.

— И забыл перекрыть воду на котел, — чуть не плача, сообщил Собаченко.

— И? — грозно спросил я.

— И уснул… и печку размыло… — вытирая скупую мужскую слезу, ответил он. Мы пошли смотреть.

Да. Посреди парилки лежала куча камней и кирпича, сдобренная глиняной лужей. Это все, что осталось от каменки, выложенной моими собственными руками. Сверху лежал искореженный котел. Собаченко был чутким парнем. Он понял, что я зол на него. Хотя я ничего не сказал. Настроение у него испортилось окончательно.

В этот день в бетонной будке появились на свет четыре щенка-волчонка.

Александра изменилась. Она по-прежнему любила окружающих, но теперь не всех. Только меня, мою маму и, конечно, Полкана. Остальные стали для нее чужаками.

Она никогда раньше не видела пьяных и накурившихся. Собаченко вызывал у нее идиосинкразию. Видимо, она интуитивно подхватила и мое настроение. Я почуял беду и пристегнул цепь. Она и так не отходила от будки, но теперь, на цепи, она выглядела люто. Сильно похудела. Морда стала неулыбчивой. Повзрослела за эти дни.

Щенки повизгивали. Мне было позволено засунуть голову в будку и потрогать их. Но разрешала она это нехотя. Я уехал. На следующий день вернулся и обнаружил у Александры на морде несколько очень нехороших царапин. Она была грустная. Я обработал раны, наложил два шва. Без наркоза. Она терпела. Болевой порог у волков очень низкий.

Я зашел в дом и спросил, что произошло. Собаченко был злой. Он пошел в разнос. Рассказал, что давал еду и Александра бросилась на него. Он схватил грабли и ударил ее по морде. Теперь она смотрит на него как на врага.

Я вывел Собаченко для следственного эксперимента. Александра лежала в будке. Щенки сосали. Голова волчицы торчала из дырки в домик. Она не сказала ничего, только дрогнули ее губы, обнажив огромные белые клыки…

Приехали ребята. Мы стали строить декорации. Собаченко помогал. Но все время со злобой вспоминал Сашино вчерашнее выступление. Он боялся и хорохорился. Проходя мимо будки, он тихонько говорил ей угрожающие гадости. Она делала вид, что не слышит.

Мы засиделись. Ночью Собаченко вышел на двор по нужде и поскользнулся у будки на мокром апрельском льду. Чистить который, кстати, была его обязанность.

Собаченко лязгнулся всем прикладом в лужу. Александра молча вылетела из будки и откусила ему большой палец на руке. Шили мы с Олегом. Собрали чисто. Может, несколько фасций и мелких сухожилий перепутали… Но в целом очень неплохо получилось.

«Скорую» не вызывали. Во-первых, состояние пациента было не подходящим для огласки, во‐вторых, времени было мало, в‐третьих — волк.

Этот поступок поставил Александру на грань. По всем правилам и законам она должна была умереть. Собаченко был разъярен. Мы определили его состояние как делирий. Он несколько раз брался за нож и порывался идти на двор разбираться. Мы обезоруживали его и сажали за стол. Он стал ненавидеть нас и бросался драться. Мы связали Собаченко и уложили спать.