Тимофей Баженов - Дикие истории. Дневник настоящего мужика

Очень интересно, когда летишь над мегаполисами, смотреть в небо рядом с самолетом. Часто можно видеть другие лайнеры. Они пролетают мимо, такие огромные на немыслимой скорости. Так кажется, потому что при встречном движении человеческий разум плюсует собственную скорость со встречной. Вот и считай: мы набираем высоту, у нас, к примеру, пятьсот, да встречный на посадку заходит — еще пятьсот. Объект, летящий рядом на такой скорости, — необычное зрелище.

Внезапно в левом иллюминаторе мы увидели комету. Объятая пламенем, она неслась мимо нас. Это был Ту-134. Тогда они еще были на линиях. Самолет явно горел. Терпел бедствие.

Мы резко начали заходить на вираж. Самолет накренился и, тихо завывая, стал разворачиваться в сторону Москвы. «Тушку» мы больше не видели. Только потом по телевизору показали сюжет о страшной катастрофе. В любом случае это событие немного скомкало начало командировки.

Нежная музыка, лившаяся из динамиков, резко оборвалась. Послышался щелчок тангенты, раздался мужской голос: «Говорит командир, по техническим причинам мы возвращаемся в аэропорт Шереметьево».

Нужно было разрядить обстановку. И я начал свой рассказ.

Было это в конце июня. Мы с мамой долго готовились к этому шагу и вот наконец взяли на ее имя кредит в банке и купили машину. «Ниву». Она пахла новым салоном. Темно-зеленая, с инжектором. Закончив оформление документов, мы, счастливые, выехали на улицы города. «Поехали в Хлебниково, — предложила мама. — Там сейчас оптовый рынок. Продают ягоды. Самое клубничное время». И мы поехали.

Я наслаждался плавностью хода машины и управляемостью. Ну еще бы… До этого я управлял только «Уралом», «УАЗом» и «ГАЗом-69»… Скоро мы оказались в Хлебникове на рынке. Ягод и правда было несметно.

Мы накупили малины и клубники. Сидим на пригорке в новой тачке. Празднуем. Над нами самолеты летают. Оно и понятно — Шереметьево близко. Смотрим мы, как они там в небе: один сядет — другой взлетит. Интересно. А один как комар буквально вьется. Туда-сюда, туда-сюда… Мама говорит:

— Тим, а он не падает, случайно?

— Нет, — говорю. — Конечно, нет…

А он все вьется… И все ниже и ниже… Раньше, в моем детстве, мы жили на дачах «Литгазеты». Я хоть и маленький был, а все леса и поля там обходил-облазил. И дороги запомнил. Наконец, самолет прямо над нами пролетел и завыл страшно.

— Падает! — сказали мы хором.

Через минуту мы уже неслись по проселочным дорогам Хлебникова. Прямо по курсу, выбрасывая клубы черного дыма, опускался в лес Ил-86. Я звонил Митковой и в координацию. Телефоны тогда видео не записывали.

Прогремел взрыв. До предполагаемого места катастрофы было километра полтора. Я свернул с проселочной колеи в чистое поле. Канавы, рытвины, кочки… «Нива» летела как птица. Я вспомнил местность. Дальше в лес.

ЛОМАЯ С РЕВОМ КУСТЫ, МЫ ВОРВАЛИСЬ В ЧАЩУ. В ТЕЛЕФОНЕ НА ГРОМКОЙ СВЯЗИ УЖЕ ГРЕМЕЛА ОТБИВКА ЭКСТРЕННОГО ВЫПУСКА НОВОСТЕЙ. ОЛЯ БЕЛОВА ДРОЖАЩИМ ГОЛОСОМ ДОЧИТЫВАЛА ПОДВОДКУ. МЫ БЫЛИ ПЕРВЫМИ…

Я вылетел на поляну. Самолет пылал. Началось прямое включение. «Хрипушка». Это когда корреспондент включается в эфир по телефону. Все каналы, конечно, опаздывали. Спасателей тоже еще не было. Я рассказывал в эфир обо всем, что вижу. Включал свою маму, так как она была единственным свидетелем.

Подойти к самолету было нельзя. Он горел так, что обшивка плавилась и капала на землю. Ко мне, конечно, ехала группа и «флайвей» (специальная машина для выхода в прямой эфир из любой точки). На крыше там еще тарелка.

Я вел своих по телефону лучше современного навигатора. Весь корпункт телекомпании НТВ развернулся на месте катастрофы и уже вел прямой эфир, когда на поляну вломились тяжелые грузовики пожарных и спасателей. Ребята были удивлены нашей прытью и жали руки. Мол, нам бы так успевать… «Первый» и «Россия» подъехали минут через сорок. И тоже стали брать интервью у нас. А у кого? Свидетелей-то больше нет. Этот грустный для российской авиации день был днем моего профессионального триумфа. На нас ссылались все агентства. Уже вечером меня приехал менять другой корреспондент.

Из самолета достали семь мертвецов. Несчастные гнали самолет в ремонт. Больше пассажиров на борту не было. Царство им небесное.

Мы с мамой сели в «Ниву». Салон был обляпан давлеными ягодами. Тканевый. Крылья, двери, капот, крыша и багажник были мятыми. Бампера оторваны. На лобовом стекле трещина. Новая тачка. Из салона.

На спидометре было сто тридцать пять километров. Всего.

Пока это была единственная катастрофа Ил-86 в истории авиации, закончил я свой рассказ.

Наш самолет плавно коснулся полосы в аэропорту Шереметьево. Слава богу.

В салоне раздался серьезный женский голос: «Господин Бáженов Тимофей! Господин Бáженов Тимофей! Обратитесь к старшему бортпроводнику и проследуйте в зону личного досмотра!»

Самолет развернули в воздухе и посадили из-за нас… Из-за меня… Я, весь красный как свекла, пошел на выход. Но не успел покинуть самолет. Ко мне подошла очаровательная девушка, работница зоны досмотра. Она, улыбаясь, протянула мне топор.

— Это ваше?

— М-мое.

— Заберите, пожалуйста! Вы у нас на ленте забыли.

Она развернулась и спорхнула по трапу.

Я не знал, как быть… Стюард улыбнулся и сказал: «Садитесь на свое место, пожалуйста, и так опаздываем уже…» Я прошел через салон с топором. Сел с топором. Самолет разбегался и набирал высоту. А я сидел с топором.

Посмеялись. Выпили — закусили. Уснули — проснулись. Поели — опять поспали. И вот мы во Владивостоке. Я вышел в город с топором.

Потом долго добирались до Северокурильска. Там мы увидели несколько картин, которые запомнились и до сих пор долежали на полках моей памяти.

Первое — это коты и кошки. Их там было полно. Они сидели на трубах теплотрасс. Было холодно, и они грелись. Коты там не простые, а бесхвостые. Порода такая. Потом мы выяснили, что их называют «землетрясы». Такое название они получили не просто так. И их огромное количество тоже обусловлено внешними факторами. Все жители региона знают, что без кота и жизнь не та. Здесь без кота можно просто лишиться жизни. В каждом доме их минимум два. Они чуют приближение землетрясения и бегут на улицу. А поскольку землетрясения там через день — курильский землетряс должен быть у каждого. Коты — это первое.

Второе — это огромный деревянный корабль, выброшенный штормом на ледяной пляж. Не остов. А почти целый корабль, будто сошедший с экрана фильма о пиратах Карибского моря. Белый от соли и времени. С мачтами и кубриком. Влитый до середины в мокрый серый песок. Не знаю, лежит ли он сейчас там… Двадцать лет прошло. Наверное, лежит.