Константин Стогний - Утерянное Евангелие. Книга 1

«Куда же ты делся?» — подумал Шаул по-арамейски, ведь это был его родной язык.

— Не ищи меня среди мертвых, но ищи меня среди живых, — вдруг прозвучало у него в голове тоже по-арамейски.

Голос был чужим. То есть Шаул, конечно, как и все люди, разговаривал сам с собой, но здесь голос, ответивший ему, не был голосом Шаула из Тарса.

— Что это?!

Кровь ударила в виски, бешено заколотилось сердце. В один момент перед молодым раввином пронеслись все события и допросы трех предыдущих дней: ясновидение Мирьям и прорицание Мары, преданность своей вере Иосифа и предательство Никодима, тупая бессильная злость и угрозы первосвященника Каиафы. Неужели истина была так близка?

— Как тебя зовут? — спросил вслух по-гречески тарсянин.

— Иешуа, сын Иосифа из Назарета, — раздалось в голове.

— Луций! — ответил на прозвучавший вопрос вошедший в склеп римлянин.

— Погоди, Луций, — отозвался Шаул. — Я еще полежу здесь, подумаю.

— Крикнешь, когда надо будет, — отозвался бесстрастный стражник и вышел из гробницы. Но раввин его не слышал. Он был всецело поглощен откровением, которое ему открылось.

— Ты и вправду иудейский царь? — спросил по-арамейски Шаул, не произнося ни звука.

— Ты спрашиваешь меня, потому что остальные считают меня таковым? — последовал беззвучный ответ.

— Ты царь? — еще раз спросил мысленно Шаул, не поддаваясь на уловку.

— Мое царство не в этом мире. Если я земной царь, неужели ты думаешь, что мои ученики выдали бы меня? — ответил голос.

— Значит, ты действительно царь? — подумал Шаул.

— Я был рожден, чтобы принести правду в мир, — последовал ответ. — Все, кто слышат правду, слышат мой голос.

— Правда… что есть правда? — спросил Шаул на латыни, раздосадованный уклончивостью ответов голоса, назвавшегося «Иешуа из Назарета».

Он приподнялся на локте и не услышал ответа. «Ага, — смекнул молодой раввин. — Я слышу голос в своей голове только тогда, когда она покоится на “камне мертвых”».

Он перевернулся на живот и приложил к обсидиану лоб. «Это правда, что ты исцелил слепого… и воскресил мертвого?»

Молчание.

Шаул поднялся, переложил «камень мертвых» с ложа на пол склепа и опять лег затылком на вулканическое стекло.

— Это твое рождение было предсказано в Писании? Ты сотворишь для меня маленькое чудо? — спросил Шаул на латыни.

— Ego non satis intelligo [26] Я плохо понимаю (лат.) . , — раздалось в его голове.

— Что есть правда, Иешуа? — снова перешел на мысли по-арамейски Шаул. — Ты слышишь ее, узнаешь, когда ее произносят?

— Да, узнаю.

— Как? Ты можешь мне объяснить?

— Если ты сам не слышишь правды, никто не сможет тебе объяснить…

Никодим и Луций так и не дождались, когда Шаул их позовет. Он сам вышел из склепа с черным камнем в руке.

— Рав Шаул, — обратился к нему начальник римской стражи, но тарсянин не слышал его, что-то бубня себе под нос.

— Рав Шаул! — громко повторил начальник стражи.

— Да, — наконец откликнулся раввин, пряча обсидиан в свою походную сумку.

— Пришло донесение, что христиане покинули Иерусалим и направились в Дамаск. Бегут, негодяи! — отрапортовал Луций.

— Значит, мы отправимся в погоню! — воодушевленно произнес Шаул. Глаза его сверкали, обуреваемые новыми мыслями и желаниями.

— Но у меня нет разрешения покидать территорию гарнизона! — возразил римлянин.

— Тогда я поеду к христианам… в погоню за христианами один. Мне есть о чем с ними поговорить, — твердо сказал раввин.

Изо рта каменного лика Медузы горгоны щедро лилась вода. Иерусалим — этот оазис жизни под раскаленным солнцем Иудейских гор — вдоволь снабжался живительной влагой по хитроумной системе акведуков и водопроводов. Луций и Шаул принимали ванну после конной прогулки к склепу Иосифа Арифматрейского и обратно. Они нежились под перламутровыми струями драгоценнейшей жидкости, которая многим из простых смертных была доступна только за деньги, — чистейшей водицы, что мальчики-рабы лили им на головы из кувшинов. Под самым потолком купальни зияло почти идеально круглое окно, из которого на мужчин струился яркий дневной свет.

— …Моя сила в упорстве, Луций, — откровенничал с начальником стражи Шаул. — Если передо мной есть цель, я никогда не сдаюсь.

— Превосходно! Глупо, но превосходно! — иезуитски хихикнул Луций. Что у него было за душой, было известно только ему одному. У себя дома он мог позволить себе такой тон даже с дознавателем Синедриона.

— Я все равно поеду в Дамаск, — настойчиво сказал раввин.

— Твоя воля, рав Шаул, — уже серьезно отозвался Луций.

После бани они предались трапезе под навесом во дворе у дома римлянина: сладкое вино с ледяной водой, инжир и пресные лепешки, крылышки фазана, но самое главное — печеная шея молодого барашка. Это вам не вяленая рыба какого-нибудь нищего проходимца. Изысканное кошерное блюдо было приготовлено специально для дорогого иудейского гостя, пока Шаул и Луций плескались в купальне.

Им прислуживала сестра Луция — скромная улыбчивая Юнона, голубоглазая и простоволосая. «Как галилеянка Мара, любимая женщина Иешуа», — заметил про себя Шаул. В голове опять отчетливо прозвучали слова прекрасной Мары, сказанные на допросе: «Пусти в свою душу любовь…» И опять в его сердце зажглась та искра, которая время от времени прожигала все его существо уже третьи сутки, еще со встречи с Мирьям, матерью Иешуа.

— Нравится? — поддел раввина Луций, заметив, как молодой иудей смотрит на Юнону.

Девушка при этом покраснела.

— Хороша невеста? А? — продолжал захмелевший стражник. — Наплоди с ней иудейчиков. Ха-ха-ха…

— Не заставляй меня это слушать! — недовольно фыркнула Юнона и, подхватив пустой винный кувшин, быстро вошла в дом.

Уже немолодой крепкий и толстый римский легионер был старше своей сестры лет на двадцать. Он клятвенно обещал покойным матери и отцу, что поднимет девушку на ноги и удачно выдаст замуж. Все естество непробиваемого и беспардонного вояки не позволяло ему выражаться культурнее. Он и так умудрился ни разу не выругаться, что было для него настоящим подвигом.

— Ты знаешь, что Шаул — римский гражданин? — спросил сестру Луций, когда она вышла к столу с очередным кувшином вина.

— Брось, Луций. Это не моя заслуга, — скромно заметил Шаул.

— Его папаша вынудил римских вельмож дать ему гражданство! — засмеялся пьяный начальник стражи. — Ха-ха-ха… Разве не так, Шаул? Ну, скажи!

— Он заплатил пятьсот драхм, — сознался иудей.

— Двухлетний заработок?! — поразилась Юнона.

— Для его отца это было не очень много, — икнув, сказал Луций. — Сущие пустяки… ки…

У Луция перехватило дыхание, и он, схватив чашу с вином, которую ему уже наполнила Юнона, принялся шумно пить, громко глотая. Шаул же, который не сильно налегал на дар лозы и оттого был гораздо трезвее хозяина дома, продолжал любоваться красавицей Юноной, которая готовила очередную смену блюд на столе. Девушка была прекрасна. Льняная туника с золотым поясом подчеркивала правильные формы ее тела. В широких проемах одежды угадывались остроконечные девичьи груди… Высокая и статная, Юнона была совершенно не похожа на своего тучного краснолицего брата.