Константин Стогний - Утерянное Евангелие. Книга 1

— Мир дому твоему, Филипп из Вифсаиды!

Верный иудей вздрогнул, поднял глаза и обомлел. Меньше всего он ожидал увидеть перед собой «исчадие ада».

— Ша-а-а-ул? — протянул вифсаидянин.

— Не ждал? — спокойно спросил Шаул, проходя и садясь напротив Филиппа. — Я и сам от себя не ждал. Еще неделю назад никогда бы не поверил, что приду к тебе за помощью…

— Чего ты хочешь? — ответил целитель и праведник.

— Если помнишь, я тебя недавно отпустил…

— Если хочешь есть… — не найдя, что сказать, начал было Филипп.

— …Я хочу принять крещение, — перебил собеседника Шаул.

Филипп замер, не говоря ни слова.

— Да, так бывает, Филипп. Даже «цепной пес первосвященника» когда-то хочет переродиться. Даже «чудовище Храмовой горы» хочет милости Божьей…

Филипп продолжал изучать Шаула. Нет, перед ним был не дознаватель Синедриона, не жестокий цербер на службе у Рима. В глазах молодого раввина не было ни глумления, ни высокомерной напыщенности маленького царька. Это был обычный молодой мужчина, который, судя по выражению лица и складкам у губ, за последние несколько дней пережил многое.

— Ты ищешь укрытия? Почему? — спросил вифсаидянин. — От кого?

— Трудно говорить, когда тебя не слышат, — грустно вздохнул Шаул.

Вдруг Филиппа поразила страшная догадка.

— Ты… ты убил Метушелаха… и теперь скрываешься от народного гнева?!

— Он никого не убивал! — послышался громкий баритон.

Шаул и Филипп оглянулись. У них за спиной стоял высокий седоватый мужчина с греческим профилем.

— Нафанаил! — словно вдохнув глоток живого воздуха, воскликнул Филипп.

— Приветствую тебя, брат мой Филипп, — ответил грек Нафанаил и посмотрел на Шаула. — И тебе здравия, Шаул из Тарса!

Шаул не нашелся, что ответить. Доселе он приветствовал христиан только словами «Имя? Фамилия? Откуда ты?» Он только слегка поклонился, понимая, что Нафанаил имеет некоторую симпатию к нему.

— Он никого не убивал, — повторил Нафанаил, обняв и поцеловав Филиппа по христианскому обычаю. — Я шел из Думы в Дамаск и встретил семью брата Рафаэля. Он мне все рассказал. Шаул спас и его, и Руфь, и сыновей его — Сима и Хама. Шаул покаялся… и хочет быть одним из нас.

— Это правда? — еще не до конца веря в услышанное, спросил Филипп, глядя на Шаула.

— Это — истина, — ответил тарсянин, глядя на Филиппа просто и прямо.

— Воистину, всевластны дела Господни! — торжественно произнес Филипп. — Я уж думал, что ты за мной пришел.

— Господь думал по-другому! — улыбнулся в ответ Шаул.

— На то Он и Господь, — согласился Нафанаил.

— Покрести его, Птолемеич, — по-простому сказал Филипп. — Он просит.

— С радостью, друзья мои. С радостью! — воскликнул Нафанаил и залился раскатистым грудным смехом.

— А почему ты назвал его Птолемеичем? — спросил Шаул Филиппа вполголоса.

— Потому что его отец — Варфоломей [49] Имя Варфоломей является арамейским патронимическим именем (отчеством) «bartalamai» — «сын Фалмая», где Фалмай — искаженное на арамейский лад греческое имя Птолемей. .

Филипп и Нафанаил крестили Шаула у ближайшего общественного фонтана с большой каменной бадьей.

— Крещу тебя во имя Отца и Сына и Святого Духа, — торжественно произнес Филипп и трижды полил на голову Шаула воду из большого ковша, который подобрал тут же.

— Как тебя наречь? — спросил Нафанаил. — А то Шаул из Тарса звучит ужасно для последователей Иешуа.

— Павел, — ответил новокрещенный.

— Теперь ты один из нас! Помни это! Рад тебе, брат Павел! — сказал растроганный радушный Птолемеич и обнял еще недавнего врага всех христиан…

— Я рад за тебя! — присоединился к поздравлениям Филипп, обнимая своего крестника. — …И рад тебе! И Иешуа рад тебе.

— Да, один кающийся грешник дороже Господу, чем десять праведников! — просветленно улыбнулся Шаул, а теперь уже Павел.

— Подожди! — вклинился в беседу Нафанаил и протянул Павлу широкую серую ленту для подвязывания волос. — Негоже ученику Иешуа идти на проповедь всклокоченным.

Бывший раввин иудейского Храма и римский воитель подвязал свои длинные волосы, и лицо его тут же приобрело новые черты: яркий румянец на щеках выдавал в нем еще совсем не старого человека, а искорки задора в глазах позволяли понять, что за свою выстраданную идею — слово Веры — он будет стоять до конца.

— Куда мы теперь? — спросил проповедников бывший дознаватель Синедриона.

— В синагогу, — ответил Нафанаил.

— В синагогу? — отшатнулся Павел.

— Боишься? — провокационно спросил Филипп, глядя то на новоиспеченного христианина, то на Птолемеича.

— Дух Господень на мне! Не боюсь! — выпалил Павел с каким-то юношеским запалом.

И новые друзья, рассмеявшись, зашагали по шумной улице вместе с теми, кто шел на проповедь.

Почти у самой синагоги их заметил одинокий римский воин, кого-то выискивающий в толпе. Увидев Павла, он остановился и замер.

— Рав Шаул! — воскликнул он. — Мы тебя разыскиваем уже вторые сутки!

Павел посмотрел на своих друзей ничего не понимающим взглядом, будто ему задали вопрос на непонятном языке неизвестного племени. Он был мало узнаваем: одетый в прекрасный хитон, который дал ему Филипп еще у себя дома, с перевязанными волосами и веселыми глазами, он совсем не был похож на того угрюмого, циничного и жестокого раввина Иерусалимского Синедриона.

— Рав Шаул! Это ты? — повторил стражник, хлопая глазами.

— Кто? — удивленно и с интересом спросил римлянина Павел, как будто никогда не слышал своего бывшего имени.

— Павел, что он от тебя хочет? — подыграл товарищу Птолемеич, на что тот пожал плечами.

— Наверное, хочет с нами на проповедь, — влез Филипп.

— Нет, нет… Я обознался, — почти закричал римлянин, испугавшись, что его сейчас поведут в эту ужасную синагогу, и поспешно удалился.

— Людям нужно говорить только правду! — сказал тарсянин, и друзья, перемигнувшись, продолжили свой путь. Действительно, римскому стражу была сказана чистейшая правда. В еврейскую синагогу, из которой прошлой ночью убегал Шаул из Тарса, вошел верный иудей и ученик Иешуа — Павел Тарсянин.

Храм у иудеев был один — это Храм Соломона. Предшественник царя Антипы, царь иудейский Ирод Великий перестроил его в поистине огромное сооружение на еще более огромной искусственной Храмовой горе. Синагоги же были центрами иудейской культуры везде, где в Римской империи обосновались иудейские общины ростовщиков, торговцев и ремесленников.

Сегодня в дамасской синагоге было сумрачно, как и вчера, и позавчера, и всегда. Свет узкими снопами падал из тесных световых окон, расположенных на втором уровне. Иудеи, галдя, заполоняли скамьи, расположенные по бокам большой полутемной залы. Среди присутствующих были только мужчины, покрытые платками. Согласно иудейской традиции, покрытая голова — знак того, что над вами могучая сила. Странно, но о пропавшем раввине Метушелахе никто не говорил ни слова. Должно быть, люди приходили к Богу, а не к нему.