Михаил Родионов - Голубая бусина на медной ладони

«Гутра» — украшение на праздничном платье.

Повелители Древнего Йемена.

Рецензент — доктор исторических наук, ведущий научный сотрудник Ленинградского отделения Института востоковедения АН СССР М. Б. Пиотровский.

В книге использованы фотоиллюстрации участников Советско-йеменской комплексной экспедиции Ю. Кожина, М. Родионова, В. Теребенина.

© Лениздат, 1988

Я смотрю на медную эмблему, прикрепленную к настенному ковру у меня в Ленинграде, и в памяти оживает Сирия. Осень 1968 года.

Пальцы выпрямлены, прижаты друг к другу и обращены вверх. Ладонь смотрит на вас. Смотрит большим голубым глазом из-под выпуклой брови.

Такую ладонь можно купить за несколько лир в лавках Ливана и Сирии. Материал — медь или латунь, зрачок из дешевой бирюзы или стекла. Мусульмане называют этот амулет «Ладонь Фатымы» — по имени дочери пророка Мухаммеда. Вера в добрую силу ладони появилась на Ближнем Востоке задолго до ислама и живет здесь по сей день независимо от религии. Глазастую ладонь можно увидеть в квартире и конторе, в церкви, в мечети и даже на большой дороге.

Вот и тогда она покачивалась передо мной, глядя с номерной таблички пестро размалеванного грузовика. На повороте нашему «лендроверу» удалось обойти тяжелую машину.

Мы едем по Сирийской пустыне. Нас трое — Муджиб, Иван Петрович и я. За рулем Муджиб, удачливый молодой хирург. Он-то и вытащил нас с Иваном Петровичем в эту поездку. Иван Петрович вертит головой, жмурится, протирает очки. По профессии он журналист, в Сирии впервые, и ему все интересно. Муджиб успевает вести машину, курить и давать необходимые пояснения.

— Иван Петрович, — Муджиб произносит имя и отчество журналиста слитно, как одно слово, — Иванпэтрович, ты заметил пучеглазую пятерню на грузовике? Для тебя эта тема — настоящий клад!

Арабы, как и другие народы с богатыми фольклорными традициями, высоко ценят устное слово, красивую фразу, уместную поговорку. А Муджиб умеет и любит поговорить, особенно в дороге.

— Изображение ладони как магический символ, — продолжает он, — появилось еще в каменном веке. Древний человек мазал свою ладонь кровью или краской и прикладывал к скалам, чтобы задобрить духов. Гораздо позже это изображение назвали «Ладонь Фатымы». Понимаешь?

— Чего ж тут не понять! — охотно откликается Иван Петрович. — Я думаю, что это врожденная потребность всех людей. Вспомни, как дети любят обводить карандашом растопыренные пальцы. Или как всех нас тянет приложить ладонь к запотевшему стеклу…

— Если тебе все понятно, — перебивает Муджиб, — ответь: Ладонь Фатымы правая или левая?

— Разве это имеет значение?

На миг Муджиб бросает руль и, поворачиваясь к нам, восклицает:

— Огромное!

— Тогда я сейчас вспомню, — говорит Иван Петрович. — Правая?

— Нет! — торжествует Муджиб. — Ладонь Фатымы диалектическая. Она только выглядит как правая, но в то же самое время это отпечаток левой руки.

Иван Петрович хмыкает, вынимает записную книжку и начинает чертить в ней прыгающие каракули. Под нами дрожит узкая лента дороги. За окнами желтые равнины, фиолетовые скалы. Из транзистора льется восточная мелодия, тягучая и нескончаемая, как пустыня и жара. Иван Петрович продолжает писать, тихонько подпевая знаменитой певице Фейруз. Муджиб искоса следит за ним и наконец не выдерживает молчания.

— Гляди, — шепчет мне Муджиб, — Иванпэтрович пишет левой рукой. Он левша и к тому же любитель музыки!

— Ну и что?

— А то, что у него, наверно, правосторонний тип личности!

Иван Петрович отрывается от записей:

— Какой такой тип?

Муджиб авторитетно поясняет:

— Вероятно, у тебя преобладает правое полушарие головного мозга. Оно ведает левой рукой и музыкальными способностями. А вся мировая культура, скажу вам, дорогие друзья, как хирург, основана на превосходстве не правого, а левого полушария, управляющего логикой, речью и правой рукой.

Закурив новую сигарету, Муджиб увлеченно продолжает:

— Дети путают правое и левое. Но общество с древнейших времен воспитывает у нас праворукость. «Правша» — хорошо, норма, а «левша» — подозрительное исключение…

Он ненадолго замолкает. И вдруг спрашивает Ивана Петровича:

— Ты ведь был в Париже как раз во время студенческих волнений? Что скажешь об этих бунтарях?

— Протест их, конечно, справедлив, — отвечает Иван Петрович, — но формы его нам трудно принять. Лозунги бессвязны, обращены к эмоциям. Крик, рев…

— Вот-вот! — оживляется Муджиб. — Когда у больного повреждено левое полушарие головного мозга, он теряет речь. Так и эти красавцы. Они считают себя левыми, а на деле служат правому полушарию, думают половиной головы!

Муджиб подмигивает нам. Затем говорит негромко и серьезно:

— Потому-то мне и дорога Ладонь Фатымы. Старый символ выражает мечту о согласии между разумом и чувством.

Мы съезжаем с шоссе и, не сбавляя скорости, устремляемся прямо в пустыню. Твердый каменистый грунт послушно ложится под колеса. Какое удовольствие сидеть сейчас за рулем! Кажется, что без всяких усилий можно домчаться до самого горизонта.

Неожиданно «лендровер» резко тормозит. Перед нами глубокое «вади», русло высохшего потока. Выходим из машины, оглядываемся. Куда же дальше?

— Давайте бросим жребий по-бедуински, — предлагает Муджиб. Он подбирает плоский камешек и плюет на него. — Мокрая сторона — «зима», налево; сухая — «лето», направо.

Камешек взлетает в воздух и ложится сухой стороной вверх.

— «Лето»! Едем направо, — говорит Муджиб.

— А может, лучше налево? — щурится Иван Петрович. — Бросим вызов судьбе. Ты же враг суеверий.

Я поддерживаю журналиста. Муджиб нехотя соглашается, и мы поворачиваем налево. Через полчаса откуда-то сбоку слышится громкий стук. Машина заваливается, ее начинает заносить. Нас обгоняет правое переднее колесо и тяжело плюхается набок.

— Та-ак! — произносит Иван Петрович. — Запасные шпильки для колес есть?

Муджиб с размаху ударяет кулаком по кнопке гудка. Машина взвизгивает.

— Нету! Кто же мог знать, что они на такой скорости лопнут все разом!

Вот вам и приключение! Одни в пустыне. Далеко от жилья. Да только далеко ли?

— Смотрите, — говорю я, — черные палатки!

— Ура! — кричит Муджиб. — Бедуины!

Мы устремляемся к шатрам.

— Знаешь, Иванпэтрович, — смеется на ходу Муджиб, — хорошо, что я враг суеверий. А то я мог бы решить, что наше невезение из-за тебя. Ты же голубоглазый. Моя бабка всегда повторяла: «Не водись с голубоглазым да с редкозубым».