Гэри Дженнингс - Путешественник

– Во все это очень трудно поверить.

– Единственным минусом нашего плана было то, что мне пришлось убегать абсолютно голой. – Мар-Джана стыдливо отвернулась от меня. – Но это было совершенно не важно, зато оказалось легче – когда мы прилегли, чтобы передохнуть остаток ночи на опушке леса, – вознаградить Али, как он того заслуживал.

– Наверняка и ваш отец тоже наградил спасителя своей дочери? Она вздохнула.

– Он повысил Али, назначив его главным конюхом, а затем услал прочь из дворца. Мой августейший отец хотел заполучить зятя царских кровей. Хотя его планам не суждено было осуществиться. К его великому неудовольствию, я с презрением отвергала всех поклонников, даже после того как услышала, что Али-Баба попал в рабство. То, что я оставалась незамужней, возможно, спасло мне жизнь, когда несколько лет спустя весь наш царский род был уничтожен.

– О, я слышал об этом прискорбном событии.

– Мне оставили жизнь и ничего больше. Непостижимы подчас пути Аллаха. Когда меня вручили ильхану Абаге, он думал, что получил наложницу царских кровей. Он пришел в ярость, когда обнаружил, что я не девственница, и отдал меня монгольским воинам. Эти оказались не слишком щепетильными и радовались, что заполучили такую игрушку. После того как они на славу поразвлеклись, то, что от меня осталось, было продано на невольничьем рынке. С тех пор я прошла через множество рук.

– Мне очень жаль. Что тут можно сказать? Должно быть, это было ужасно?

– Да нет, вообще-то не слишком. – Как норовистая кобыла, она тряхнула гривой своих темных кудрей. – Я научилась притворяться, понимаете? Я притворялась, что каждый очередной мужчина – это мой прекрасный, храбрый Али-Баба. Теперь я надеюсь, что Аллах наконец-то решил меня за все вознаградить. Если бы вы не назначили мне встречу, господин Марко, я бы сама искала аудиенции – чтобы попросить вас помочь нашему воссоединению. Не скажете ли вы Али, что я снова жажду принадлежать ему, и, надеюсь, нам позволят пожениться?

Я снова закашлялся, не зная, как лучше ей все объяснить.

– Хм, видите ли, царевна Мар-Джана…

– Рабыня Мар-Джана, – поправила она. – Правила заключения брака между рабами еще более строги, чем для царских особ.

– Мар-Джана, заверяю вас, что мужчина, которого вы с такой нежностью вспоминали, вспоминает о вас так же тепло. Но он уверен, что вы его до сих пор не узнали. И, откровенно говоря, я очень удивлюсь, если вы сможете его узнать.

Она снова улыбнулась.

– Господин Марко, вы смотрите на Али теми же глазами, что и мои приятели-рабы. Послушать их, так он и правда заметно изменился.

– Но… Так, значит, вы сами до сих пор еще не видели его?

– Разумеется, я видела Али. Но я не знаю, как он сейчас выглядит.

Я до сих пор вижу перед собой героя, который спас меня от арабских разбойников двадцать лет тому назад и той незабываемой ночью одарил меня нежной любовью. Он молод, прям и строен, как кипарис. Для меня Али – мужественный красавец. Прямо как вы, господин Марко.

– Спасибо, – сказал я слабым голосом, ибо пребывал в настоящем шоке. Неужели Мар-Джана даже не заметила самое заметное уродство Ноздри, благодаря которому он и получил свое прозвище? Я произнес: – Меньше всего мне хочется разочаровывать влюбленную даму и разрушать ее любовные грезы, но…

– Господин Марко, ни одна женщина не может разочароваться в мужчине, которого она действительно любит. – Мар-Джана поставила на стол чашку, придвинулась поближе и осторожно прикоснулась рукой к моему лицу. – По возрасту я вполне гожусь вам в матери. Могу я сказать вам по-матерински?

– Пожалуйста.

– Вы тоже молоды, красивы, и скоро какая-нибудь женщина по-настоящему вас полюбит. Да вознаградит вас Аллах: от души желаю, чтобы вы с ней прожили вместе всю жизнь и чтобы вам не пришлось, как нам с Али-Бабой, соединиться спустя долгое время после первой встречи. Но, так или иначе, вы будете стареть, и она тоже. Я не могу предсказать, станете ли вы со временем немощным и скрюченным, или тучным и лысым, или уродливым, но это и не имеет значения. Одно я могу сказать с уверенностью: женщина эта всегда будет видеть вас таким, каким вы были, когда впервые повстречались с ней. До конца ваших дней. Или ее.

– Ваше высочество, – произнес я с чувством, ибо если кто и был достоин такого титула, так это она. – Благодарение Господу, что я встретил женщину с таким любящим сердцем и внутренним взором, какими обладаете вы. Но позвольте мне заметить, что человек может измениться к худшему не только внешне.

– Вы чувствуете, что должны сказать мне, что Али-Баба эти долгие годы не всегда вел себя достойно? Что на самом деле он не такой уж преданный, верный, замечательный или даже мужественный человек?

Я знаю, что он был рабом, и знаю, что от рабов ждут, что те станут созданиями, которые мало напоминают человека.

– Ну да, – пробормотал я. – Он говорил что-то в этом роде. И сказал, что старался стать самым худшим человеком на земле, потому что потерял все лучшее, что у него было.

Моя гостья задумалась над этим и печально произнесла:

– Мне ли его упрекать? Я и сама уже далеко не та, что прежде.

Я воскликнул совершенно искренне:

– Не надо наговаривать на себя! Сказать, что вы выжили и остались красивы, – не сказать ничего. Когда я услышал, что меня посетит Мар-Джана, то ожидал увидеть жалкую развалину, но я лицезрел принцессу.

Она покачала головой.

– Я была девственницей, когда меня познал Али, и я была совершенством. Хотя я и мусульманка, но, как особу царской крови, меня в младенчестве не лишили bizir. Я обладала телом, которым можно было гордиться, и Али при виде его приходил в восторг. Но с тех пор я побывала игрушкой в руках половины монгольской армии, да и многих других мужчин тоже, а некоторые из них жестоко обращаются со своими игрушками. – Мар-Джана снова отвернулась от меня, но продолжила: – Мы с вами до сих пор говорили откровенно, поэтому я честно скажу вам все. Мои meme окружают шрамы от зубов. Мой bizir растянут и ничего не чувствует. Мой gobeck дряблый и лишен губ. У меня было три выкидыша, и теперь я не могу больше зачать.

Хотя я и не знал турецких слов, но догадался, что ею хорошенько попользовались. И тут Мар-Джана завершила с подкупающей искренностью:

– И если Али-Баба сможет полюбить то, что от меня осталось, господин Марко, то неужели вы думаете, что я не смогу полюбить то, что осталось от него?

– Ваше высочество, – снова повторил я и снова почувствовал, как задрожал мой голос. – Я смущен и пристыжен… и вы на многое открыли мне глаза. Если Али-Баба оказался достойным такой женщины, как вы, он в гораздо большей степени мужчина, чем я до сих пор думал. И сам я не буду мужчиной, если не приложу все силы, чтобы увидеть, как вы выходите за него замуж. Итак, для того чтобы я смог немедленно начать приготовления, скажите мне: каковы же существующие во дворце правила относительно заключения браков между рабами?