Гэри Дженнингс - Путешественник

Одновременно с этим Баян послал всадников с белыми флагами, означавшими перемирие, на юг, велев им кричать на языке юэ снова и снова что-то вроде: «Ваш предатель-шпион в столице Катая раскрыт и уничтожен! Вам больше нечего надеяться на то, чтобы выдержать осаду! Поэтому провинция Юньнань объявляется присоединенной к Монгольскому ханству! Бросайте оружие и приветствуйте завоевателей, когда те придут! Хубилай-хан сказал: трепещите все и повинуйтесь!» Разумеется, мы не ожидали, что юэ действительно будут трепетать и повиноваться. Мы просто стремились ошеломить их и отвлечь внимание на этих гонцов, нагло разъезжавших по долинам, чтобы они не заметили других людей, крадучись перебиравшихся с места на место вдоль горных вершин, – эти воины искали наиболее подходящие места, чтобы спрятать там латунные шары, затем они сами должны были укрыться рядом и быть готовыми поджечь фитили по моему сигналу.

На случай, если у юэ имелись наблюдатели с острым зрением, расположившиеся за нашими пикетами вокруг Батана, весь курень свернули, юрты убрали, а все повозки и всех животных, которые не принимали участия в мнимом нашествии, спрятали. Тысячи монголов, мужчин и женщин, перебрались в освободившиеся городские дома. Но они не надели мрачную и грязную одежду бон. Они – я, Укуруй и его придворные в том числе – остались одетыми в платья для сражений и доспехи, готовые двинуться по следам обреченных колонн, как только мы получим известие, что ловушка захлопнулась.

Необходимо было также послать нескольких настоящих монголов вместе с этими колоннами-приманками. Баяну пришлось вызвать добровольцев, и они нашлись. Люди знали, что идут на настоящее самоубийство, но эти воины уже не раз брали верх над смертью и твердо верили, что выполняют свой долг. Те немногие, кто выжил в этом рискованном предприятии, просто радовались тому, что воины Баяна несо-крушимы, а мертвые не попрекали своего орлока. Итак, группа людей, ехавших впереди фальшивой армии захватчиков, играла на музыкальных инструментах монгольские военные гимны и марши (бон, разумеется, этого не умели) и при помощи музыки задавали ритм строевого шага для тысяч тех, кто шел следом. В хвосте этой «армии» вынуждена была ехать другая группа настоящих монголов, чтобы удержать колонны от беспорядка, а также для того, чтобы послать к нам гонцов, когда юэ – как мы надеялись – начнут собираться для атаки.

Бон очень хорошо знали, что должны выдавать себя за монголов, поскольку ламы приказали им делать это, хотя я очень сомневаюсь, что ламы сказали несчастным, что это, возможно, последнее, что они в этой жизни сделают. И бон занялись этим обманом с большой охотой. Узнав, что их поведет оркестр военных музыкантов, некоторые из них стали спрашивать Баяна и Укуруя:

– Господа, а не могли бы мы петь хором, как это делают на марше настоящие монголы? Но вот только что нам петь? Мы не знаем ничего, кроме «om mani pèmè hum».

– Неужели ничего, кроме этого? – удивился орлок. – Дайте-ка по думать. Столица Юньнаня называется Юньнань Фу. Полагаю, вы можете идти и выкрикивать: «Мы идем захватить Юньнань Фу!»

– Юньнань Пу? – послушно повторили бон.

– Нет, это не пойдет, – сказал Укуруй, смеясь. – Придется вам двигаться молча. – Он объяснил Баяну: – Бон не могут отчетливо произносить звуки «в» и «ф». Пусть они лучше вообще молчат, а то юэ могут обо всем догадаться. – И тут ему пришла в голову новая мысль. – Вот что. Прикажите-ка бон, чтобы они по дороге обходили все священные постройки, вроде стены mani или каменной груды ch’horten, справа – так, чтобы здания оставались с левой стороны.

Услышав подобное, бон издали невнятный вопль протеста – это было, с их точки зрения, настоящим святотатством, – но их ламы быстро вмешались и приказали всем подчиниться, они даже взяли на себя труд рассказать, что якобы некогда существовал жрец, который дал людям специальное разрешение в самом крайнем случае наносить оскорбление всемогущему Поте.

Приготовления заняли всего несколько дней (тем временем гонцы и воины с шарами уже ушли вперед), а колонны отправились в путь, как только их полностью сформировали. Это было прекрасным летним утром при ярком свете солнца. Должен сказать, что даже эта фальшивая армия представляла собой величественное зрелище, и шум, когда они покидали Батан, стоял немалый. Впереди оркестр монгольских музыкантов выводил зажигательную военную музыку, от которой закипала кровь. Трубачи играли на огромных медных трубах, которые назывались karachala – «адские рога». У барабанщиков были гигантские медные и кожаные барабаны, напоминающие котлы, по одному с каждой стороны седла, и они проявляли чудеса, крутя и молотя своими колотушками и перекрещивая руки, чтобы извлечь ужасающий барабанный бой в ритме марша. Цимбалисты громыхали огромными латунными тарелками, которые сверкали, как вспышки солнца, при каждом оглушительном ударе. Это напоминало scampanio [220] Непрерывный колокольный звон; трезвон (ит.). . Звонари били в колокола – металлические трубки разного размера, вставленные в раму, которая своей формой была похожа на лиру. Среди громких пронзительных звуков можно было расслышать более нежную струнную музыку лютни; этот инструмент имел особую короткую шейку, чтобы на нем можно было играть, сидя верхом.

Музыка постепенно стихала в отдалении, смешиваясь с цокотом тысячи копыт, который раздавался позади музыкантов, и с тяжелым громыханием колес повозок, скрипом и позвякиванием сбруи и доспехов. Бон впервые в своей жизни выглядели не жалкими или презренными, а гордыми, дисциплинированными и решительными, словно они действительно отправлялись на войну и делали это по собственной воле. Всадники сидели в седлах, выпрямившись, и не шевелились, с суровым выражением глядя вперед, они лишь почтительно косили глазом направо, когда проезжали мимо следящего за ними орлока Баяна и его сардаров. Как заметил ван Укуруй, мужчины и женщины, которых послали в ловушку, в самом деле напоминали истинных воинов-монголов. Их убедили даже воспользоваться длинными монгольскими стременами – которые давали возможность лучнику на всем скаку становиться на них, чтобы получше прицелиться, – вместо коротких, узких стремян, из-за которых всадникам приходилось высоко задирать колени и которые так любили бон, дроки, хань и юэ.

Когда последняя колонна бон и арьергард из настоящих монголов скрылись, уйдя вниз по течению реки, нам оставалось только ждать. Пока что требовалось создать для каких-нибудь самых глазастых наблюдателей вдалеке иллюзию, что Батан – обычный отвратительный город бон, по которому они расхаживают и занимаются своими обычными, презренными делами. В дневное время наши люди толпились на территории базара. А в сумерках собирались на крышах, словно для того, чтобы совершить молитву. Действительно ли юэ за нами следили, я не знаю. Но если да, то наша военная хитрость так и не была раскрыта, потому что план сработал вплоть до мелочей.