Эдгар Берроуз - ТАРЗАН. Том 6

— Мудрые слова, Толлог, — одобрительно кивнул Ибн Яд.

— Я еще не все сказал. Утром его больше здесь не будет, а мы все станем говорить: «О, аллах, Ибн Яд заключил мир с чужестранцем, и он ушел к себе в джунгли, благословляя шейха». Рабы ничего не заподозрят. В общем так: иноверец лежит связанный. Ночь будет темной. Достаточно всадить острый нож ему меж ребер. Возьмем с собой верного Хабуша, он умеет держать язык за зубами. Он выроет глубокую яму, со дна которой мертвый Тарзан не сможет причинить нам вреда.

— О, аллах, видно, что в твоих жилах течет кровь шейха, Толлог, — воскликнул Ибн Яд. — Мудрость твоих слов подтверждает это. Займись этим делом. Все должно быть шито-крыто. Да благословит тебя аллах!

Ибн Яд встал и прошел в гарем.

На лагерь шейха Ибн Яда опустилась ночь. Оставленный без надзора Тарзан продолжал сражаться с путами на руках, но прочная верблюжья кожа не поддавалась. Время от времени он замирал, вслушиваясь в звуки ночных джунглей, которые мало о чем поведали бы человеку неискушенному, Тарзан же получал полную картину о происходящем за пределами палатки.

Он слышал мягкую поступь прошедших мимо льва Нумы и пантеры Шиты, а спустя некоторое время ветер принес издалека клич слона, такой тихий, что казался шелестом.

Возле шатра Ибн Яда стояла, держась за руки, парочка — Атейя и Зейд.

— Скажи мне, что я твой единственный друг, Атейя, — молил Зейд.

— Сколько раз я должна это повторять? — прошептала девушка.

— А Фахд? Он тоже твой друг?

— О, аллах, нет! — запротестовала Атейя.

— Мне кажется, твой отец задумал отдать тебя Фахду.

— Отец хочет, чтобы я вошла в гарем Фахда, но я не доверяю этому человеку и не смогу принадлежать тому, к кому не испытываю ни любви, ни уважения.

— Я тоже не доверяю Фахду, — признался Зейд. — Послушай, Атейя! Я сомневаюсь в его порядочности по отношению к твоему отцу, как подозреваю в том же еще одного, чье имя не осмеливаюсь произнести даже шепотом. Мне часто доводилось видеть, как они шушукаются между собой, думая, что находятся одни. Не к добру все это.

Девушка грустно закивала головой.

— Знаю, можешь не называть его. Я ненавижу его так же, как и Фахда.

— Но ведь он из вашей семьи. Я помню его совсем еще молодым.

— Ну и что? Он даже не брат моему отцу. Если доброе отношение Ибн Яда для него ничего не значит, почему я должна притворяться, будто преклоняюсь перед ним? Напротив, я считаю его предателем, а отец, по-моему, понимает лишь то, что если что-то случится, то Толлог станет шейхом. Мне кажется, Толлог склонил на свою сторону Фахда, пообещав ему посодействовать насчет меня. Я заметила, что Толлог всегда начинает превозносить Фахда в присутствии моего отца.

— Он даже посулил Фахду часть добычи из города сокровищ, — проговорил Зейд.

— Вполне возможно, — отозвалась девушка, — и… О, аллах! Что это?

Бедуины, сидевшие вокруг костра в ожидании готовящегося кофе, повскакивали на ноги. Переполошившиеся негры высунули головы из палаток, дико озираясь по сторонам. Люди схватились за карабины, но странный, таинственный звук больше не повторился.

— Будь благословен аллах! — воскликнул Ибн Яд. — В самом центре лагеря и вдруг голос зверя, хотя там только люди и несколько домашних животных.

— А что если это…

Говорящий примолк, словно сомневаясь в правильности своего предположения.

— Но он — человек, а кричал зверь, — возразил Ибн Яд. — Это не Тарзан.

— Он — христианин, — напомнил ему Фахд. — Может, он вступил в сговор с сатаной.

— Пошли посмотрим! — решил Ибн Яд. С карабинами наизготовку арабы, освещая дорогу фонарями, приблизились к палатке Тарзана, и шедший впереди с опаской заглянул внутрь.

Сидевший в центре палатки Тарзан встретил бедуинов презрительным взглядом.

— Крик слышал? — спросил его Ибн Яд, зайдя в палатку.

— Слышал. И ты, шейх Ибн Яд, явился нарушить мой отдых из-за такой чепухи? Или пришел освободить меня?

— Что это был за крик? Что он означает? — допытывался Ибн Яд.

Тарзан из племени обезьян усмехнулся.

— Так животное подзывает своего сородича, — ответил он. — А благородный бедуин, значит, дрожит от страха всякий раз, когда обитатели джунглей подают голос?

— Проклятье! — зарычал Ибн Яд. — Бедуины не знают страха. Нам показалось, что крик шел из твоей палатки, и мы прибежали сюда, опасаясь, что в лагерь проникли звери и напали на тебя.

— Какая забота! — фыркнул Тарзан.

— Мы посовещались и решили отпустить тебя. Но только завтра.

— Почему не сейчас, не ночью?

— Для твоей же безопасности. Я хотел бы, чтобы ты сразу ушел, как только мы тебя отпустим.

— Само собой. У меня нет ни малейшего желания находиться в вашем грязном лагере, где донимают вши.

— Ночью мы тебя не отпустим. В джунглях охотятся дикие звери.

Человек-обезьяна улыбнулся, что бывало с ним не часто.

— Тарзану в джунглях куда безопасней, чем бедуинам в их пустыне, — ответил он. — Ночные джунгли Тарзана не пугают.

— Завтра, — отрубил шейх и, подав знак своей свите, удалился.

Тарзан проводил взглядом удаляющиеся в темноте фонари, после чего растянулся и приложил ухо к земле. На его лице появилось удовлетворенное выражение — верный слон Тантор отозвался на его призыв, о чем свидетельствовало еле уловимое подрагивание земли.

Лагерь шейха Ибн Яда погружался в тишину. Бедуины и рабы, готовясь ко сну, раскладывали циновки. И лишь шейх и его брат не тронулись с места, продолжая курить и вести беседу.

— Нельзя, чтобы рабы видели, как ты будешь убивать христианина, — предостерег Ибн Яд. — Сначала сделай все втихую, затем разбуди двоих рабов. Непременно возьми с собой Фекхуана. Он не подведет, мы же вырастили его.

— Аббас тоже надежен, — заметил Толлог.

— Пусть будет вторым, — одобрил Ибн Яд. — Но они не должны ни о чем догадываться. Скажешь им, что услышал шум в палатке, и, когда пошел выяснить причину, обнаружил, что пленник мертв. Остальным же утром скажем, что ночью Тарзан бежал. Ты останешься в его палатке со связанными руками в качестве вещественного доказательства. Ясно? А теперь ступай. Все уже спят.

Толлог крадучись двинулся к палатке Тарзана, который был уже готов к встрече, ибо не отрывал уха от земли, а потому слышал осторожные шаги человека. Бедуин тенью скользнул в темноту палатки, как вдруг снова раздался жуткий крик, переполошивший лагерь накануне, но на сей раз крик раздался в самой палатке.

— О, аллах! — в ужасе вскричал Толлог, пятясь к выходу. — В палатке зверь! Христианин, ты жив?

Пробужденные криком Тарзана люди в лагере забеспокоились, но не осмеливались выйти наружу.

— Христианин! — снова позвал Толлог, однако не получил ответа.