Рольф Бломберг - В поисках анаконды

Впрочем, там, где Хорхе не мог доказать ружьем, он наверстывал языком. Слушать его рассказы у костра было все равно, что читать увлекательный приключенческий роман. Он был врожденный рассказчик. Мимика, жесты, различные звуки делали его повествование настолько правдоподобным, что мы невольно хватались за револьверы.

Однажды в Пуэрто-Асис Торгни наслушался воспоминаний Хорхе и всю ночь во сне видел ягуаров. А когда под утро на улице замычала корова, он вскочил с кровати и забегал по комнате в поисках ружья, крича: «Эль тигре! Эль тигре!» Лишь громкий хохот Хорхе привел Торгни в себя.

— Послушайте, как опозорились однажды охотники за ягуарами на реке Путумайо, — рассказывал Хорхе. — Двое охотников увидели с лодки переплывающего реку ягуара. Они выстрелили, но промахнулись, а ягуар направился прямо к ним и стал карабкаться в лодку. Охотники до того перепугались, что попрыгали в воду. А когда они выбрались на берег, то увидели уплывающую лодку и в ней ягуара — он сидел ужасно довольный и вылизывал шерсть…

Еще одна история Хорхе:

— Пожалуй, самая моя удачная охота происходила в 1938 году. Я служил тогда военным моряком на канонерке. (У Хорхе множество колумбийских наград за невероятные подвиги в войне против Перу.) И вот однажды на Путумайо мы увидели, как через реку плывут штук шестьсот — семьсот саинос, — диких свиней. А нам как раз нужно было любой ценой раздобыть провиант для частей. Ну, я и сел с двумя матросами в моторную лодку и отправился за котлетами. На лодке был установлен пулемет, да еще мы взяли с собой топоры. Хотите — верьте, хотите — нет, но мы добыли девяносто свиней! Кроме того, поймали немало поросят — они перебирались через реку на спинах взрослых животных. Конечно, хвастаться тут нечем, даже вспомнить стыдно: это была уже не охота, а бойня. Впрочем, свиньи потом отыгрались на мне. Случилось вскоре, что я оказался в окружении стада в двести саинос. Сам-то я спасся от них на дерево, зато от моих собак только клочья полетели, и я ничего не мог поделать…

Лино тоже развлекал нас своим искусством: он играл на гитаре и пел. Это было совсем не то, что «тру-ля-ля» черного Хокке! У Лино был чудесный голос и обширный запас песен — самба, порро и как там они еще называются…

Восьмой член экспедиции, Лабан, обычно уже спал в своем гамаке в столь поздний час. Гамаком ему служила вещевая сумка, а одеялом — мохнатое полотенце, так что Лабану было мягко, тепло и уютно. Если утро оказывалось прохладным или дождливым, он так же неохотно покидал свою сумку, как мы — наши гамаки и кровати. Однако валяться нам было некогда, даже в плохую погоду находилось достаточно работы. С рассветом всем приходилось вставать, несмотря на ворчанье и протесты.

Когда Лабана будили, он высовывал из сумки сонную рожицу, зевал во всю ширь своего маленького ротика и пытался снова юркнуть в постельку. Однако мы решительно возражали против того, чтобы он лежал и нежился после того, как все остальные встали. С большой неохотой, поругиваясь, Лабан оставлял постель и отправлялся на поиски кустика или ветки, которые служили ему уборной. Затем он спешил на кухню, где его ждал завтрак. Как и мы, Лабан любил начинать день вкусным спелым бананом и чашкой кофе, а чуть попозже, перед тем как приступать к работе, — подкрепиться поосновательнее: например, копченой рыбой и печеными бананами или овсяной кашей с диким медом.