Рольф Бломберг - В поисках анаконды

Электрические органы угря состоят из слизистого вещества, покрывающего примерно треть поверхности его тела и образованного тысячами клеток, которые действуют подобно гальваническому элементу. Взрослый электрический угорь достигает в длину свыше двух метров, его электрические органы развивают напряжение около пятисот вольт. Сила тока — пол-ампера; иначе говоря, к угрю можно подключить довольно яркую лампочку. В нью-йоркском «Аквариуме» электрические угри сами давали ток для неоновой рекламы с надписью «Electric Eel»! Время от времени рыб пугали, они начинали метаться и касались контактов в стенах бассейна.

Электрический угорь слеп. Свою добычу — рыб, лягушек и других мелких тварей — он обнаруживает при помощи своего рода «радара» — специального органа, излучающего до двадцати импульсов в секунду, когда рыба находится в движении. «Передатчик» угря изучен, но где находится «приемник» и как он устроен, еще предстоит установить.

Другой малоприятный обитатель здешних рек — рыба карнеро. Она очень мала, не больше двадцати сантиметров в длину, но чем она меньше, тем коварнее ее поведение. В этом легко можно убедиться, купаясь в водоемах Амазонас. Маленькие карнеро — от четырех до семи сантиметров — впиваются в половые органы или прямую кишку и сосут кровь, вызывая воспаление и острые боли. Бывает, что отвратительного маленького паразита приходится удалять оперативным путем.

Галерею злодеев завершает скат речной хвостокол. Он прячется в иле и песке на дне рек, и надо остерегаться, чтобы не наступить на него. Длинный хвост ската оснащен зазубренными ядовитыми шипами. Хвостокол владеет своим оружием не хуже искусного фехтовальщика и может нанести очень болезненные, а то и опасные для жизни раны.

Но хватит о рыбах Ла-Апая! Расскажу о других неприятных животных. Например, о кайманах. Кайманами называют один вид тупоносых, на редкость злобных крокодилов, достигающих в длину пяти метров. В Лa-Апая они встречаются во множестве.

Вильямисар сопровождал нас до самого Лa-Апая, и в первый же вечер на болоте мы с Торгни отправились с ним на охоту за кайманами, доставившую нам немало волнений.

Охота на кайманов происходит ночью. Сидя в лодке, охотник светит по сторонам сильным карманным фонарем (иногда фонарь прикрепляют на лбу). Если в луч света попадут глаза каймана, то они будут отсвечивать яркими, раскаленными угольками. Животное смотрит на свет, точно загипнотизированное, а охотник подкрадывается. И если он такой же мастер своего дела, как Вильямисар, то ему удается поразить каймана гарпуном.

Невозможно описать словами удивительное, сказочное впечатление, которое производило на нас Ла-Апая в ту звездную ночь, когда мы медленно скользили по черной воде сквозь изувеченный мертвый лес. Иногда вдруг казалось, будто в воздухе беспорядочно мечется сорвавшаяся с неба звездочка: это летел светлячок. Грубое, хриплое кваканье жаб смешивалось со звонкими голосами крохотных лягушек и множеством других звуков, которые издавали просыпающиеся с наступлением ночи большие и маленькие болотные жители.

Вильямисар сидел на носу лодки. Бесшумно, с большим искусством вел он наше хрупкое суденышко по узким протокам между поваленными стволами. Время от времени он передразнивал крик каймана: «Аóооооом! Аоооооом! Аоооооом!» — и гулко ударял себя в грудь. С болота то и дело доносился ответ.

Красные огоньки мелькали со всех сторон, однако Вильямисар был разборчив. Его интересовали кайманы длиной не менее двух метров; за них он мог получить по восьми песо за метр. «Крокодилью кожу короче двух метров здесь никто и брать не станет», — объяснил он нам.

В ту ночь Вильямисар заработал неплохо: добрую сотню песо. Его добычу составили пять кайманов, из которых самый большой достигал в длину трех с половиной метров, самый маленький — двух. Наш друг был доволен, но еще довольнее были бесчисленные стервятники, обитающие на Лa-Апая. На ободранных крокодильих тушах они устроили настоящее пиршество.

Мне приходилось участвовать в охоте на крокодилов в разных частях света: с неграми на тихоокеанском побережье Южной Америки, с даяками на Борнео, малайцами на Малых Зондских островах, но ни один из виденных мною охотников не мог сравниться с Вильямисаром. Он орудовал гарпуном с невероятной быстротой и точностью; удивительно спокойно, с довольной улыбкой втаскивал в лодку отчаянно сопротивлявшихся животных, не обращая внимания на угрожающее щелканье челюстей и судорожные удары сильного хвоста.

Торгни сразу загорелся. «Это обязательно надо снять!» — твердил он Курту. И съемки состоялись — в самых сложных условиях, какие только можно себе представить, но зато с блестящим результатом. Кадры, показывающие Вильямисара во время охоты, относятся к числу самых лучших в нашем фильме.

Подходящее для съемок освещение устанавливалось лишь на короткое время, пока смеркалось, и мы использовали эти минуты с предельным напряжением сил. Несколько эпизодов пришлось, разумеется, инсценировать, причем артистами были живые кайманы. Вильямисар ухитрился поймать их и доставить совершенно невредимыми, рискуя при этом собственной жизнью. Не менее опасная обязанность выпала на долю режиссера Торгни. Впрочем, понемногу он стал обращаться с кайманами с такой небрежной смелостью, что мы только дивились, как он не остался без рук и без ног. Вильямисар, много лет изучавший натуру этих хищников, облегченно вздохнул, когда была заснята последняя сцена, и заявил, что теперь понял всю справедливость изречения «бог дураков милует». Как руководитель экспедиции, я, естественно, счел своим долгом предупредить Торгни, что он имеет дело не с игрушечными крокодилами. Однако, когда Торгни приступал к режиссуре, он становился глух и нем ко всем предупреждениям и советам, касающимся его личной безопасности.

Мы засняли много интересного на Ла-Апая и основательно пополнили наши коллекции, но великую гюио, как ни старались, обнаружить не смогли. А так как мы спешили к кофанам, то пришлось нам покидать болото. В канун Нового года мы свернули лагерь и двинулись дальше вверх по Рио-Путумайо. Вильямисар поплыл обратно в Пуэрто-Легизамо, везя полную лодку каймановых шкур.

Новый год наш отряд встречал на островке посреди Путумайо, а 1 января мы достигли реки Сан-Мигель, в верховьях которой обитают кофаны.

Много необычных людей повидали мы во время экспедиции, много услышали удивительных историй.

Взять, например, испанца, с которым мы встретились у устья реки Сан-Мигель, — небольшого роста, жилистый, пожелтевший от малярии, с седой щетиной на преждевременно постаревшем лице.