Всеволод Сысоев - За черным соболем

Потом линию горизонта изломали отроги Уральского хребта и на месте, где соприкасаются два материка, мелькнул обелиск с надписью: «Европа-Азия». Ночью дали озарились множеством электрических огней заводских поселков, прилегавших к Свердловску, и небо совсем посветлело.

Поезд торопился, громыхая проносился по гулким мостам и полустанкам, а предстояло еще ехать да ехать! Утомительно долго разматывались по обе стороны от поезда просторы Ишимской и Барабинской степей с молодыми березовыми колками и озерами в окаймлении густых камышей, с необъятными до самого горизонта пашнями. Ветер гонял по пшеничному морю зеленые волны. А ночью опять были огни, огни каких-то поселков, которые на картах еще не значились, и проводник их не знал. Зато на каждом полустанке во множестве выносили к-поезду рыбу, молоко, сметану, яйца, мясо. Успевай только запасаться кипятком, чтобы было чем запивать!

Пять суток бежал паровоз, много городов и больших рек осталось позади, а мы были только на середине пути. И все это - Россия! Вдоль звонкоструйной, как девичья песня, Ангары доехали до величественного Байкала. Дорога проходила по самой кромке берега, и через многометровую толщу прозрачной, как стекло, воды были видны на дне зеленоватые камни. Там, где крутые обрывы сопок подступали к самой воде, поезд прятался в черный зев туннеля, и дыхание сырых, мрачных сводов ненадолго врывалось в вагон. С грохотом и свистом мы снова вырывались на простор, и перед глазами расстилалась зеркальная гладь озера, за которой призрачными голубыми громадами поднимались до самых облаков горы. Под колесами поезда то и дело гулко громыхали железные фермы мостов, перекинутых через бурливые горные речки и ручьи.

На прилавках пристанционного базара лежали соблазнительные золотистые, лоснящиеся от жира копченые омули. С деньгами у меня было уже туговато, но я не выдержал, купил парочку и помчался в вагон, чтобы быстрее попробовать новую для меня рыбу. Вот ведь, живешь на свете, мечтаешь о тихом уютном счастье и не подозреваешь, что есть такая прелесть где-то за пределами больших городов.

Чем ближе к Хабаровску, тем большее нетерпение одолевало меня. Каков-то он будет, этот полулегендарный край, где тигры ходят по крышам и пожирают любознательных жителей, где раньше, до революции, переселенцам обещали платить по рублю за фунт сушеных комаров, причем рублями не обычными, а длинными- - особыми, где в реках рыбы, как в котле,- не провернешь веслом, и если она разыграется, то топит рыбачьи лодки, где сумрачную ель душат в объятиях лианы кишмиша, лимонника и винограда?.. Ах, что говорить, мало ли экзотического мусора было в моей голове вместо ясных и четких знаний об этом удивительном крае!

Прохладным туманным утром поезд подошел к станции Ерофей Павлович, названной так по имени землепроходца

Хабарова. Отсюда начинался в то время Дальний Восток. Сгорая, от любопытства, я выскочил на перрон. Бревенчатое вокзальное здание не радовало глаз. Около домов ни кустика, ни деревца. Видно, здесь не разводили сады. К поселку подступала угрюмая разреженная лиственная тайга, заболоченная, хотя деревья и росли на пологих склонах сопок.

Нет, не таким я представлял в мечтах Дальний Восток! Поеживаясь от сырости, я вошел в вагон и пока стоял поезд успел сделать в дневнике запись: «Этот край совсем не то, что я рисовал в своем воображении. Суров, беден и только!» К счастью, я ошибся так же, как не раз ошибался впоследствии, когда мне приходилось сталкиваться с неожиданными резкими контрастами в природе этого края. Но пока я видел только то, что стояло перед глазами, и чувство, похожее на тоску, сдавило мне сердце.

А тут еще сосед по купе - остряк, проснувшийся от утренней свежести, потянулся, взглянул за окно и промолвил лениво, как само собой разумеющееся:

- Ерофей Павлович… Пенья, коренья и вечная мерзлота. Одним словом, девять месяцев зима, а там все лето, лето и лето…

«Куда я попал? - невольно пронеслось в моей голове.- Если здесь гиблые места, что меня ждет дальше?»

Лишь ближе к Хабаровску опять пошли веселые широкие степи, за ними к полотну дороги придвинулись сопки, на которых стеной стоял кудрявый, почти совершенно не знакомый мне по составу лес.

Тщетно я пытался угадать названия деревьев, здесь даже береза была не такая, как в европейской части России, а какая-то кудреватая, с шелушащейся почти черной корой. По распадкам и ключам росла высокая, по плечи человеку, трава и самая дикая смесь различных незнакомых мне кустарников и ползучих трав. Пыльный вихрь, несшийся за колесами вагонов, клонил к земле головки красивых цветов, во множестве усеявших обочины железнодорожного полотна.

А когда показался могучий Амур в кайме густых ивовых зарослей по берегам, с солнечными песчаными отмелями -• косами и повисшим над ним кружевным мостом, я снова почувствовал желание записать в дневник: «Дальний Восток совсем не то, что я думал. Это край-загадка!»…

Тут мне пришла в голову дельная мысль: а почему не изучить природу этого края, чтобы лес, кустарники, травы не казались мне безликой зеленой толпой, а стали бы полны знакомых лиц, о которых не только можно было бы рассказать другим, но и наедине поговорить с ними по душам?

В Хабаровске я остановился в гостинице и сразу отправился осматривать город. Он расстилался по правой стороне реки на холмистом берегу. С Комсомольской площади Амур просматривался на много километров. Приняв в себя Уссури, он у Хабаровска резко изменял направление с восточного на северо-восточное. По обе стороны поймы голубели хребты: на севере - Ванданский, на юге - Хехцирский.

По крутой многоступенчатой деревянной лестнице я спустился к самому берегу, возле которого была толчея барж, буксиров, лодок. По воде плыли радужные масляные пятна. От реки веяло свежестью. Мальчишки, забравшись на баржи, бойко взмахивали удилищами и ловили рыбу. Я подошел посмотреть: какие-то серебристые с красными плавниками и зеленые желтобрюхие с колючками, издающими скрип, но не карпы, не ерши, не сомы… Что за черт, я опять не мог назвать ни одной!

Чуть дальше по берегу, у подножия высокого утеса, раздавался веселый гомон купающихся. Не удержавшись от соблазна, я быстро разделся и кинулся в прохладные объятия желтоватых волн.

На следующий день в Краевом управлении охотничьего хозяйства было созвано совещание работников пушнозаготовительных организаций и представителей научно-исследовательских учреждений, занимающихся вопросами развития производительных сил края.

Подробно информировав их о планах своей работы, я попросил помощи и совета, выразив пожелание, чтобы наряду с моей работой были охвачены наблюдением соседние массивы охотничьих угодий. Этим могли заняться в основном охотники-промысловики при условии, если при заключении договоров им будет поставлена четкая задача. От того, где будет пролегать маршрут моей экспедиции, зависел весь успех дела. Это было ясно каждому, поэтому очень странной показалась всем позиция начальника краевого отдела воспроизводства «Заготпушнины» Абрекова.