Генри Стенли - Как я отыскал Ливингстона

Варунди Магала оказались очень цивилизованным и любопытным народом. Столпившись у дверей палатки, они с необыкновенным интересом рассматривали нас, готовые, впрочем, при малейшем поводе бежать. Мутваре явился к нам после полудня одетый с большим великолепием. Я узнал в нем юношу, который в толпе зевак выдавался своими выразительными глазами, прекрасными зубами и беспрерывным неумолкаемым смехом. Это несомненно был он, хотя явился теперь, убранный украшениями из слоновой кости, увешанный ожерельями и украшенный тяжелыми медными браслетами. Мы были взаимно удивлены друг другом; взамен двух наших доти холста и одного фунта сами-сами он преподнес нам прекрасного, жирного, рослого барана и горшок молока. Обращение одной и другой стороны было крайне любезно.

В Магала нас известили о войне, возникшей между Мукамба, к стране которых мы подвигались, и Варумашанайем, султаном, смежной области; не советуя ни в каком случае помогать одному или другому начальнику, туземцы находили самым удобным для нас вернуться обратно. Но так как мы стремились разрешить вопрос о реке Рузизи, то такого рода соображения не были для нас достаточно уважительными.

На восьмое утро по выходе из Уджиджи мы простились с гостеприимным народом Магала, и направились к лежащей в виду стране Мукамба. Едва успели мы миновать границу, разделяющую собственно Урунди от так называемого Узиге, как застигнуты были юго-западным штормом, и вследствие волн, страшно раскачивавших нашу байдару, не могли идти далее; мы направились к деревне Бизука, лежавшей приблизительно около четырех миль к северу в стране Муджеро, при начале Узиге.

В Кисука к нам явился Мгвана, живший с Мукамба, и подробно сообщил нам о причине, по которой возникла война между Мукамба и Варумашануйя; из его рассказа мы заключили, что эти оба начальника находились в состоянии постоянного безумия, которое несколько утихало после взаимной перепалки. Один начальник провел свое стадо по земле соседа, избороздил ее, и убил при этом, хотевших остановить его, двух человек. За тем по истечении нескольких недель, а может и месяцев, другому удалось отмстить совершенно подобным же образом; равновесие нарушилось, а между тем, ни тот, ни другой не остались в выигрыше. Кроме того, они редко дерутся с увлечением и храбростью потому что энергическое нападение или настоящая война, вовсе не согласуется с нравами африканца.

Этот Мгвана сообщил нам, кроме того, факты гораздо более интересные, относящиеся до реки Рузизи. Он рассказывал, что река эта вытекает из озера далее страны Суна (Мтеза); он передавал это с такою уверенностью и знанием, что всякое сомнение со стороны слушателя счел бы величайшею глупостью. «Из какого же иного места могла бы она вытекать?» спрашивал он. Доктор верил, или делал вид, что верит, рассчитывая убедиться в этом своими собственными глазами. Я скорее был склонен сомневаться в этом, и заметил доктору, что во-первых это слишком хорошо, чтобы быть истинным, и во-вторых приятель сообщает уже чересчур энергично о предмете, который его не может особенно интересовать. Его «барикаллакс» и «нншаллакс» были крайне усердны, и ответы слишком уже согласовались с нашими желаниями. Доктор придавал большое значение сообщению одного Мгвана, повстречавшегося с ним южнее, который утверждал, что дед или отец Руманики, нынешнего короля Карагуэ, думал углубить дно реки Китангулы, с тем чтобы байдары его могли проходить с товарами в Уджиджи. Я знал, что оно согласовалось с часто высказываемым его глубоким убеждением в том, что воды Танганики должны где-нибудь иметь выход. Доктор упорно стоял за истину этого сообщения; но, продолжая далее путь, мы, наконец, должны будем убедиться насколько все эти рассказы и предположения окажутся справедливыми.

На девятое утро по выходе из Уджиджи, около двух часов после восхода солнца, мы вошли в широкую дельту Муджеро; название этой реки перешло также и на местность, лежащую на восточном берегу и состоящую под управлением Мукамба. При входе в первое, южное, из трех ее устьев, мы увидели совершенно иную окраску воды. Почти прямая полоса, проходившая от востока к западу устья указывала на существующее различие вод. В южной части вода была чистая, светло-зеленого цвета; в северной части она была мутна, и направление потока к северу было видно ясно. Пройдя первое устье, мы вскоре миновали второе и третье, каждое шириною в несколько ярдов; они, однако, были настолько полноводны, что мы легко могли следовать к северу по означенной полосе потока.

За третьим устьем Муджеро пред нами открылся берег, покрытый группами деревень. Это было владение Мукамбы; в одной из этих деревень жил сам Мукамба, начальник. Туземцы впервые увидели пред собою белого человека, и поэтому тотчас по выходе нашем на берег окружили нас густою толпою, вооруженною длинными кольями, или вернее толстыми палицами, что составляло, по-видимому их единственное оружие; впрочем, некоторые из них имели секиры или топоры.

Они приходили в палатку смотреть на меня и на доктора. Что было затем в продолжение дня, я только смутно помню: я слег в сильнейшем пароксизме лихорадки, в первый раз по выходе из Унианиембэ. Я силился представить себе вид и возраст Мукамба, и заметил только, что у него был добрый взгляд и ласковое обращение с нами. Во время агонии и бессознательного состояния я видел, или мне казалось что вижу, наклоненную над собою фигуру Ливингстона; я чувствовал, или мне казалось, что я чувствую, как рука Ливингстона нежно сжимала мою горячую голову и виски. От Багамойо до Унианиембэ я перенес несколько лихорадок, и никого не было около меня, кто бы облегчил мне мои страдания и тяжкие головные боли, никто не рассеял печальных и мрачных мыслей, которые неотвязно толпились в уме больного и одинокого путешественника. Хотя на этот раз после лихорадки, которая оказалась сильнее всех предшествовавших, я не мог оправиться в продолжение трех месяцев, но я все-таки чувствовал себя вознагражденным тем, что испытал необыкновенно нежный и отеческий уход доброго человека, для которого был теперь товарищем.

На следующее утро я настолько оправился, что когда явился Мукамба и привел нам в подарок быка, овцу и козла, то я был в состоянии выслушать все его ответы на наши вопросы о реке Рузизи и верховье озера. Присутствующий тут же, постоянно веселый и восторженный, Мгвана нисколько не был сконфужен, когда начальник перевел через него, что Рузизи, соединяясь с Руандой или Луандой у верховья озера, которое находится на расстоянии двухдневного водяного пути и однодневного берегом, впадает в озеро.

Мы заплатили Мукамбе хонга, состоящее из девяти доти и девяти фундо самзама или ожерелий и лунджио (маленькие синие бусы). Разрисованные платки, в изобилии оставшиеся у меня от Унианиембэ, имели здесь очень хороший сбыт. Получив от нас подарки, начальник подвел к доктору своего сына, высокого юношу лет восемнадцати или более того, и отрекомендовал его за сына доктора; доктор с свойственным ему природным юмором отклонил всякое родство с ним, которое очевидно клонилось к тому, чтобы вытянуть от него большее количество холста. Мукамба понял это, но не рассердился, и больше не настаивал.