Генри Стенли - Как я отыскал Ливингстона

Я не считаю нужным описывать здесь мое путешествие до отъезда в центральную Африку.

Я был в Египте и видел в Филэ (Philae) г. Гиггенботама, главного инженера в экспедиции Бэккера, и помешал его дуэли с одним сумасшедшим молодым французом, который хотел драться с г. Гиггенботамом на пистолетах за то, что последний, видя француза в феске, принял его за египтянина. Я беседовал с капитаном Варренон в Иерусалиме и осматривал заметки, сделанные Тирскими рабочими на камнях фундамента Соломонова храма. Я посетил мечети Стамбула с посланником Соединенных Штатов и Американским генеральным консулом. Я осматривал в Крыму поля сражений с знаменитою книгою Кинглека в руке. В Одессе я обедал со вдовою генерала Липранди. Я видел арабского путешественника Пальгрева в Требизонде, и барона Николаи, гражданского губернатора на Кавказе, в Тифлисе. Я жил с русским послом в Тегеране, и во время путешествия по Персии встречал самый любезный прием со стороны Индо-Европейской Телеграфной Компании; следуя примеру многих знаменитых людей, я написал свое имя на одном из памятников Персеполиса. В августе месяце 1870 г. я прибыл в Индию.

12-го октября я отплыл на «Polly» из Бомбея к Маврикию. Так как «Polly» тихо шла, то переезд продолжался 37 дней. Вместе со мною ехал Вильям Лауренс Фаркугар, шотландец, в качестве помощника капитана. Он был прекрасным моряком, и я, считая его полезным для моей экспедиции, пригласил его к себе на службу, под условием, что стану выдавать жалованье со времени отъезда из Занзибара в Багамойо. Так как не было случая отправиться прямо в Занзибар, то я уехал на Сешельские острова. Три или четыре дня спустя по прибытии на Маге, один из островов Сешельской группы, я был так счастлив, что мог попасть вместе с моими спутниками, Вильямом Лауренсом Фаркугаром и Селимом, окрестившимся арабским мальчиком из Иерусалима, в качестве переводчика, на борт американского китоловного судна, отправлявшегося в Занзибар, куда мы прибыли 6-го января 1871 г.

Я коснулся так слегка моих переездов потому, что описание их не составляет предмета настоящей книги, которая посвящена исключительно рассказу о моих поисках за Ливингстоном, великим африканским путешественником. Я сознаюсь, что это было икарийским полетом журнализма; некоторые называли мое предприятие даже дон-кихотством, но я признал несправедливым подобный эпитет, как увидит читатель из моей книги.

В моей книге часто встречается слово «солдаты». Вооруженный конвой, сопровождающий путешественника по восточной Африке, состоит из свободных чернокожих людей, уроженцев Занзибара, или из отпущенных на волю рабов внутренней Африки, называющих себя «аскари», индийское слово, в переводе означающее «солдаты». Они вооружены и одеты как солдаты, хотя в то же время они заменяют слуг. Я нашел более удобным называть их «солдатами».

Я, может быть, также употребляю личное местоимение первого лица, единственного числа «я», чаще чем позволяет действительная скромность. Но читатель не должен упускать из вида, что я пишу рассказ о моих собственных приключениях и путешествиях, и что до встречи с Ливингстоном главный интерес сосредоточен на мне, моих переходах, моих тревогах, мыслях и впечатлениях. Но если я иногда пишу «моя экспедиция» или «мой караван», то из этого вовсе еще не следует, что я действительно присваиваю не принадлежащее мне право. Читатель должен помнить, что это экспедиция «New-York-Herald», и что я состою наемником Джемса Гордона Беннета, собственника «New-York-Herald».

Еще одна оговорка: я излагаю свои похождения в виде рассказа, так как эта форма повествования, по моему мнению, гораздо интереснее формы дневника и позволяет избегать повторений, за которые так часто упрекали некоторых путешественников.

Полагаю, что приведенных выше объяснений будет достаточно, и потому могу прямо перейти к моему рассказу.

I. Генри Стэнли.

Прибытие в Занзибар. — Прием, оказанный мне капитаном Вэббом консулом Соединенных Штатов. — Жизнь в Занзибаре. — Система торговли с внутреннею Африкою. — Город Занзибар. — Население. — Знакомство с доктором Бирком. — Епископ Тозер.

Занзибар представляет один из плодороднейших островов Индейского океана. Когда я выехал из Бомбея с целью принять на себя начальство над экспедициею @«New-Herald-Tribune», то составил себе понятие, что Занзибар представляет большую песчаную местность, вроде Сахары, с одним или двумя оазисами, окруженную морем, часто посещаемую холерою, лихорадками и различными неизвестными, но, тем не менее, страшными болезнями, населенную невежественными неграми, с большими толстыми губами, похожими на горилл дю-Шалью, которыми управлял деспотический и угрюмый араб. Я не могу дать отчета, каким образом составилось такое извращенное понятие о Занзибаре. Прочтенные мною книги и статьи об этом острове далеко нельзя было назвать неблагоприятными для последнего, а между тем у меня составилось о нем понятие как об острове, исчезновение которого с лица земли было бы благодетельно для человечества. Я не уверен, но мне кажется, что составлению такого понятия содействовало чтение сочинения капитана Бургона «Озерные страны центральной Африки», вместе со многими другими эксцентрическими мыслями. Вся книга, отличающаяся, впрочем, точностию и правдивостью сообщаемых ею сведений, проникнута отчасти желчью, которая отразилась и на моем мозге, потому что во время ее чтения моему воображению представлялся смертоносный поток, который увлекал меня в африканскую страну, отличающуюся вечными лихорадками, из которой не было возврата, как мне нашептывало болезненное воображение. Но хвала блаженному рассвету, рассеявшему страшные грезы, под влиянием которых вы провели мучительную ночь! Хвала письму, принесшему добрые новости, и хвала зеленеющим берегам Занзибара, возвестившим мне «Надейся! Редко вещи бывают так дурны, как их воображают».

Мне пришлось ранним утром проезжать пролив, отделяющий Занзибар от Африки. Возвышенности континента представлялись подобно удлиняющимся теням в сером тумане. Остров находился по нашу левую сторону, в расстоянии только одной мили, погруженный в туман; по мере наступления дня его очертания становились все яснее, пока он не предстал наконец пред нашими взорами в полной своей красе, как одна из драгоценнейших жемчужин мироздания. Он невысоко выдавался над поверхностью воды, но в то же время и не представлял плоской равнины; местами на нем рисовались красивые возвышения, венчавшие изящные вершины кокосовых деревьев, окаймлявших берег острова; в промежутках были видны углубления, где можно было найти прохладу от знойных лучей солнца. За исключением узкой песчаной полосы, через которую с шумом и плеском перекатывались волны, остров казался покрытым глубоким слоем зелени.