Генри Стенли - Как я отыскал Ливингстона

Доктор прибыл с своим небольшим отрядом 18-го июля 1866 г. в деревню, принадлежащую начальнику Вагиу и расположенную в 8 днях ходьбы к югу от Ровумы на берегу озера Ниассы. Территория, лежащая между рекою Ровума и землею этого главы. Вагиу, представляла необитаемую трущобу, во время перехода через которую Ливингстон и его экспедиция много страдали от голода и дезертирования людей.

В начале августа 1866 г., доктор пришел в страну владетеля Мпонды, который жил близко озера Ниассы. По дороге в эту местность двое освобожденных рабов покинули его. Здесь также и Уикотани — а не Уакотани — любимец доктора, стал настаивать на увольнение его, приводя как причину (оказавшуюся впоследствии ложною), что он нашел своего брата. Он также утверждал, что семья его живет на восточном берегу озера Ниассы. Далее он говорил, что его сестра — любимая жена Мпонды. Заметив, что Уикотани не хотел идти с ним далее, доктор отправился с ним к Мпонде, который видел его и слышал о нем в первый раз, и, снабдив неблагодарного мальчика достаточным количеством тканей и стекляруса, чтобы продержаться ему, пока не позовет его «большой брат», он оставил его у начальника, уверившись предварительно, что последний будет обращаться с ним хорошо. Доктор также дал Уикотани писчей бумаги — он научился читать и писать в школе в Бомбее — так что, если ему понадобится, он всегда может написать м-ру Горасу Уэллеру или ему самому. Доктор уговаривал его не принимать участия в охоте за рабами, которую обыкновенно устраивают его земляки, жители Ниаосы, на своих людей. Найдя, что его хитрость для удаления из экспедиции удалась, Уикотани попробовал уговорить Чумаха, другого протеже доктора и товарища Уикотани, покинуть службу у доктора и отправиться с ним, причем обещал, что его «большой брат» даст ему жену. Чумах рассказал об этом доктору, который посоветовал ему не идти, так как он (доктор) сильно подозревал, что Уикотани желал просто сделать его своим рабом. Чумах благоразумно уклонился от искушения. От Мпонды доктор отправился на конец Ниассы, в деревне начальника Бабизы, который требовал лекарств от накожной болезни. С своею обычною добротою, он остановился в деревне этого главы, чтобы лечить его болезнь.

Пока он жил здесь, пришел с западного берега один араб и сообщил, что он был ограблен племенем мазиту в месте, которое, как было хорошо известно доктору и Музе, начальнику людей из Иоганны, находилось по крайней мере в 150 милях к северо-западу от того места, где они находились. Муза, однако, горячо вслушивался в рассказ араба, по причинам, которые тотчас выяснятся, и вполне ему поверил. Хорошо усвоив все ужасные подробности, он пришел к доктору, чтобы рассказать ему все это. Путешественник терпеливо выслушал рассказ, со всеми его зловещими деталями, и затем спросил Музу, верит ли он этому. «Да», быстро отвечал Муза, «он сказал мне истину, истину. Я хорошо его спрашивал, и он говорил истину, истину.» Доктор, однако, сказал, что он не верит рассказу, потому что мазиту не удовольствовались бы одним ограблением человека, но они убили бы его, и предложил, чтобы рассеять страх своего мусульманского спутника, отправиться вместе к начальнику, у которого они остановились и который, как человек разумный, в состоянии будет сказать им насколько вероятен этот рассказ. Они пошли к Бабизе, который, по выслушании истории араба, тотчас же заявил, что араб лгун, и что история не имеет ни малейшего основания, причем привел как доказательство своих слов, что если бы мазиту были в последнее время здесь по соседству, то он уже давно бы слышал об этом.

XXXI. Внутренний вид жилища Ливингстона в Уджиджи.

Но Муза воскликнул: «Нет, нет, доктор; нет, нет, нет; я не хочу идти к мазиту. Я не хочу, чтобы мазиту убили меня. Я хочу видеть моего отца, мою мать, моего ребенка, в Иоганне. Я не хочу мазиту». Вот были подлинные слова Музы.

На это доктор отвечал: «Я тоже не хочу, чтобы меня убили мазиту; но если вы боитесь их, то я обещаю вам идти прямо на запад, пока мы не оставим далеко позади себя возможность нападения мазиту».

Муза не удовлетворился, но с печальным видом, говорил: «Если бы у нас было 200 ружей, то я пошел бы; но на нашу маленькую партию нападут ночью и всех нас перебьют».

Доктор повторил свое обещание: «Но я ведь не пойду близко их; я пойду на запад.»

Но как только он отправился на запад, Муза и люди из Иоганна ушли от него всей толпой.

Доктор говорит, по поводу поведения Музы, что он чувствовал сильное искушение застрелить как его, так и другого зачинщика, но он очень рад, что не замарал своих рук в их подлой крови. Через день или два после того, другой из его спутников — по имени Симеон Прайс — пришел к доктору с тою же сказкою о мазиту; но, имея в виду малочисленность своей свиты и желая положить конец всем подобным попыткам к дезертированию и малодушию, доктор тотчас же заставил его молчать и строго запретил ему еще раз произносить имя мазиту.

Если бы туземцы не помогали ему, то он должен бы был отказаться от надежды проникнуть даже в ту дикую и неисследованную страну, в которую он теперь вступал. «К счастию», говорит доктор с удовольствием, «я находился тогда, по оставлении берегов Ниассы, в земле, на которую еще не ступала нога торговца невольниками; это была новая и девственная страна, и потому жители, как всегда находил я в подобных случаях, были очень добры и гостеприимны, и за очень небольшое количество ткани они переносили мой багаж из одной деревни в другую.» И во многих других случаях приходилось путешественнику испытывать в своей крайности доброту этих еще неиспорченных и невинных дикарей.

Оставив в начале декабря 1866 г. эту гостеприимную страну, доктор вступил в другую, где мазиту вполне проявляли свои обычные грабительские наклонности. В этой стране не было ни провизии, ни домашнего скота, и жители выселились в другие места, подальше от этих свирепых грабителей. Экспедиция снова должна была испытать голод; она пользовалась дикими плодами, которые местами росли здесь. По временам положение отряда становилось еще хуже вследствие бессовестного дезертирования некоторых из его членов, которые не раз убегали, захватывая с собою вещи, лично принадлежащие доктору, его платье, белье и пр. С большими или меньшими неудачами, упорно продолжая свой путь, он прошел через земли Бабизы, Бобембы, Барунгу, Ба-улунгу и Лунды.

В стране Лунды живет знаменитый Казембэ, сделавшийся впервые известен в Европе через д-ра Лацерду, португальского путешественника. Казембэ очень разумный начальник; это высокий, дюжий мужчина, который носит особого покроя одежду, сделанную из красного ситца, в виде огромной юбки. В этом пышном одеянии король Казембэ принял д-ра Ливингстона, окруженный своими начальниками и телохранителями. Начальник, которому поручено было королем и старейшинами все разузнать о белом человеке, явился тогда пред собранием и громким голосом доложил о результатах наведенных справок. Он слышал, что белый человек пришел, чтобы осмотреть воды реки и озера, и хотя он не мог понять, на что нужны эти вещи белому человеку, он все-таки не сомневался, что это дело хорошее. Тогда Казембэ спросил доктора, что намеревается он делать и когда думает идти. Доктор отвечал, что он думает идти к югу, так как он слышал, что в том направлении есть реки и озера. Казембэ спросил: «Что вам за нужда идти туда? Вода здесь близко. Здесь по соседству обилие воды». Прежде чем закрыть заседание, Казембэ дал приказ пропускать без всякого затруднения белого человека, куда ему вздумается отправиться по стране. Он сказал, что это первый англичанин, которого ему случилось видеть, и что он понравился ему.