Вячеслав Гончаров - На суше и на море 1987

Акульи зубы — это нечто особенное и ни с чем не сравнимое. Они располагаются на суставах и могут подниматься и опускаться, выдаваться вперед и западать, точно живут своей обособленной жизнью. Вся поражающая воображение акулья пасть чрезвычайно пластична. Упругие хитиновые челюсти могут изгибаться по всем направлениям. Благодаря этому акула может как бы вывернуть свой рот наизнанку, выставив вперед все свои зубы. Вот почему, на удивление китобоев, хищница шутя выгрызает в абсолютно гладком и твердом, как железо, боку кашалота чрезвычайно ровные, круглые лунки. Более совершенного и страшного для всего живого режущего инструмента Алексей и представить себе не мог.

Он с помощью Толи едва удерживал в метре от своего лица дергающуюся на леске акулью голову и рад был бы бросить ее, но боялся осуждения Данильца. А тот, нс торопясь, как будто даже лениво и тем не менее точно и расчетливо опустил по натянутому струной фалу петлю-удавку, которая соскользнула по обтекаемой голове до передних плавников. Владя крепко затянул петлю под жаберными щелями. На этой удавке они втроем и вытянули хищницу на борт судна. Перевалившись через фальшборт, рыба гулко шлепнулась о палубу и затрепыхалась, изгибаясь стальной пружиной. Все, кто был вокруг, бросились врассыпную, с опаской поглядывая на акулу издали.

Жила она долго. Ее могучее, совершенных форм тело более часа не хотело расставаться с жизнью. Чувство страха в душе Алексея уступило место невольному восхищению. Трехметровый веретенообразный корпус огромной рыбины с каплевидной головой был плотно сбит, упруг и чрезвычайно подвижен. Извиваясь на жесткой деревянной палубе, акула била вертикальным, похожим на двухлопастное весло хвостом и загребала широкими ластовидными плавниками. Когда рыба затихла, Алексей осмелился провести по ней ладонью. Акулья кожа была жесткой и шершавой, словно наждачная бумага. Матрос вспомнил, что жители Океании используют ее для шлифовки своих деревянных идолов и ритуальных масок.

Акула была бы прекрасна, если бы не этот жуткий белый рот, не эти зеленоватые, под цвет океана, глаза, даже здесь, на палубе «Ориона», исполненные неукротимого чувства собственного превосходства над всем живущим.

— Акула, бытует мнение, за всю свою жизнь ни разу не останавливается, — сказал Толя. — Если она перестает плыть, то камнем идет на дно и в конце концов задыхается. Ведь акула не как все рыбы — у нее нет плавательного пузыря и жаберной мускулатуры. Вода омывает ее жабры самотеком только при движении. Я читал об этом.

К беспомощно распластанной на палубе акуле подошел электрик Николай Петухов. В правой руке он держал пожарный багор с острым и длинным наконечником. Алексей недолюбливал электрика и смотрел сейчас на него неприязненно. Этот человек любил насмехаться над новичками на судне. Шутки его были грубы и злы. То он, как бы нечаянно, скамейкой под коленки ударит, то, подкравшись сзади, гаркнет над ухом какую-нибудь команду, то незаметно в суп перцу насыплет. Алексей подозревал, что и к акуле электрик подошел, чтобы поглумиться. Так оно и вышло. Петухов часто и беспорядочно втыкал в рыбу острие багра, выкрикивая:

— У-у, хищница! У-у, людоедка!

И вдруг акула, конвульсивно содрогаясь всем своим мощным телом, начала рожать. На мокрой и скользкой палубе появился один акуленок, потом второй, третий… Это были точные копии своей родительницы, только очень уменьшенные, в ладонь длиной. Акулята энергично извивались на деревянном палубном настиле, разлетаясь в разные стороны.

Алексею стало до слез жалко израненную, все еще живую рыбу и ее детенышей. Он схватил оцинкованную ванну, в которой ученые промывали образцы пород, поднятые со дна, наполнил ее водой из пожарного рожка и стал собирать туда акулят. Их оказалось двадцать один. Заодно матрос отодрал от палубы и бросил в ванну трех черненьких рыбок-прилипал, которые путешествовали на боку акулы по морям-океанам, живя ее подачками. Акульи мальки беззаботно и жизнерадостно плавали в ванне, а прилипалы присосались к ее стенкам.

— Ой какие хорошенькие! — воскликнула буфетчица Таня, склонившись над ванной. — Давайте их выпустим.

— Ты что? Попадись ты им, когда подрастут, — они тебя пожалеют? — С этими словами электрик ловко выхватил одного акуленка из ванны и с размаху шлепнул его о палубу.

Малек дернулся и затих. Электрик наклонился за вторым. Однако Алексей неожиданно оттолкнул его и тихо, но решительно сказал:

— Не тронь!

Молодой матрос был на голову выше электрика и вид имел в этот момент грозный и неприступный. Электрик стушевался. Но тут же снова схватил выпавший из рук багор.

И тогда вмешался Данилец, который до этого времени молча наблюдал за происходящим и курил одну сигарету за другой. Он подошел к электрику и веско произнес:

— Не изгаляйся! Отойди!

Владя забрал у Петухова багор, ополоснул его в ванне и повесил на место, на пожарную доску у лебедки. Затем он, не торопясь, подошел к еще живой акуле со своим широким ножом на красивой наборной рукоятке и, тщательно примерившись, вонзил его в левый бок под плавник, нащупывая лезвием акулье сердце. И все увидели, когда Владя его нащупал: жизнь в акуле внезапно остановилась, как останавливаются часы, у которых лопнула пружина. Умело и аккуратно вырезав у огромной туши хвост, плавники, печень и челюсти, Владя деловито, по-хозяйски подошел к ванне с акулятами.

— Яблоко от яблони недалеко падает. Этих тоже надо к ногтю, — заявил он и опустил в ванну руку, чтобы поймать акуленка, но тут же резко выдернул ее из воды. С укушенного, словно разрезанного ножом, указательного пальца в ванну капала кровь. Учуяв ее, маленькие хищники заметались как бешеные.

— Ничего, сейчас откусаетесь у меня, — сказал Владя.

Он туго обмотал кровоточащий палец носовым платком и натянул на руку брезентовую рабочую рукавицу, которая акулятам была не по зубам. Вытащив из ванны малька, Данилец прижал его к палубе и резким взмахом ножа отсек голову.

И в это время на палубе появился начальник экспедиции.

— Опять акулу изловили, да еще с акулятами? — укоризненно обратился он к Данильцу. — Я же просил вас прекратить лов акул. Ведь в пищу мы их не употребляем. Это варварство — лишь ради печени губить таких совершенных животных.

— Но ведь они — хищники! Столько рыбы пожирают! И человека не пощадят — только попадись им, — возразил Данилец.

— А вы видели, как корифены плавают рядом с акулами и не боятся их? — интригующе спросил начальник экспедиции.

— Рыба — она рыба и есть. Глупая, потому и не боится. Но я сам видел, как акула гонялась за корифенами, — стоял на своем Владя, пытаясь достать из ванны очередного малька.