Вячеслав Гончаров - На суше и на море 1987

— Дамти Витя, — сказал Лок, — доктор Дан хочет рассказать интересный легенда про жевать бетель.

— Вот и отлично, — обрадовался сидевший рядом Шалеев. — Давай, Лок, переводи.

— Это было очень давно. Во времена императора Хуонга-Выонга Четвертого, — начал рассказ Дан. — У богатого мандарина Као были два сына. Они были очень красивы и стройны, словно молодые побеги бамбука. Братья нежно любили друг друга и никогда не расставались. Они были так похожи, как две капли воды, и никто не мог сказать, кто из них старший, а кто младший. Когда Тану исполнилось восемнадцать, а Лангу семнадцать лет, родители умерли. Хозяйство пришло в упадок, и мальчики решили оставить отчий дом и пойти искать счастья по свету. Они долго бродили по дорогам, переходя из города в город, пока наконец не оказались в Ханое. Здесь их повстречал старый учитель Лыонг. Он приютил братьев, проникшись к ним любовью. Но забота старого учителя не принесла им счастья. И причиной тому была его красавица дочь. Они оба влюбились в Ань, и она отвечала им ответной любовью. Но ведь замуж можно выйти только за одного. Долго она не могла решиться, кому отдать руку, так как сердце ее принадлежало обоим. Наконец она решила: пусть избранником ее станет старший брат. Но кто из них старший? И вот однажды, когда наступил час обеда, она положила на стол лишь одну пару палочек для еды. Только одну. И когда внесли блюдо с рисом, Ланг, как младший, передал их Тану. Сыграли свадьбу. Ланг очень любил брата, но видеть каждый день ту, которая была ему дороже жизни, было так тяжело, что однажды ночью, никому не сказав ни слова, он исчез из дома. Много дней бродил он по джунглям в великом горе, без пищи, и сжалились над ним боги, и превратили его в черную известковую скалу — «дау».

После исчезновения брата Тан потерял покой. И вот он оседлал коня, простился с молодой женой и отправился на поиски. Он пересекал реки и озера, пробирался сквозь дремучую чащу. И однажды тропа привела его к большой черной скале. Он всмотрелся в ее очертания и, задрожав, узнал облик брата. Его горе не знало предела, и он замер рядом, превратившись в стройную высокую арековую пальму «кау».

Долго ждала мужа молодая жена. Сердцем почувствовала она, что случилось непоправимое. Она покинула отчий дом и направилась на поиски пропавших братьев. И вот однажды среди джунглей она увидела черную скалу, а рядом стройную пальму, что-то шептавшую веерами-листьями. Слезы хлынули у нее из глаз и зажурчали ручьем у подножия скалы. Она обвила руками ствол пальмы и обратилась к богам с мольбой. И вняли ей всемогущие боги, и превратили ее в лиану «чау» с листьями, похожими на сердце.

Пролетели столетия. И однажды король этой страны охотился на тигров. И верный конь вынес его на большую поляну среди джунглей. И увидел король среди поляны черную скалу, что очертаниями своими напоминала человека. А возле нее, покачивая большими листьями-веерами, стояла невиданная пальма. Ее тонкий стройный ствол, словно прижавшись в прощальном объятии, обвивала лиана, каждый лист которой был похож на сердце. И удивился повелитель. И позвал мудрецов. И склонился в поклоне старейший из старых и поведал историю, что случилась во времена Хуонга-Выонга Четвертого. Надолго задумался повелитель. А когда поднял свой взор, полный печали, то приказал сорвать орехи с пальмы, нарвать листьев с лианы, а камни от скалы растереть в порошок. И повелел он, чтобы каждый воин сложил воедино плод, лист и порошок и жевал их днем и ночью. Пусть этот новый обычай заставит людей всегда помнить о великой силе дружбы, верности и любви.

— Конец, — сказал Дан по-русски, протирая запотевшие очки, и, достав из кармана сигарету, закурил, пристально глядя на огонь лагерного костра.

Синь появился под вечер в сопровождении худощавого улыбавшегося юноши, которого звали Дай. Оба были вооружены старинными ружьями, заряжавшимися с дула. Через плечо у Синя висела вместительная сумка, скроенная из желтовато-коричневого меха. Он был одет как обычно, только на этот раз опустил рукава рубашки, а шорты заменил длинными брюками. Но вместо привычной кепочки его голову украшало довольно странное устройство. Оно состояло из плетеной шапочки-сетки, к которой была приклеплена… коптилка — маленькая баночка, заполненная пальмовым маслом, в котором плавал фитилек.

Оказалось, что это устройство необходимо для освещения мушки ружья. Синь неторопливо отмерил порцию пороха и, засыпав в ствол, тщательно забил пыжом. За ним последовал заряд дроби и еще один пыж. На куферку — выступ в казенной части ствола — он осторожно насадил пистон и, любовно обтерев ствол рукавом, уселся на корточки.

Ракитин готовился к ночной охоте весьма тщательно. Надел вместо шорт длинные брюки, тщательно застегнул манжеты и воротник, натянул высокие резиновые сапоги и в довершение всего намазался репудином (репеллент от комаров). Затем он присел на койку, призадумался, после чего положил в карман еще одну запасную обойму, заменил батарейки в своем фонаре и, заткнув за пояс охотничий топорик, направился к ожидавшему охотнику. Синь оглядел его с головы до ног, вроде бы одобрительно покачал головой и что-то сказал Даю. Дай мигом достал из костра горящую веточку и поднес к фитилю коптилки Синя. Вспыхнув, затрепетал желтый язычок пламени, и сетка, сплетенная из луба пальмы «ко», стала прозрачно-желтой, от чего над головой у Синя вдруг возник золотистый нимб.

Они быстро углубились в чащу леса, и только огонек коптилки, словно крохотный маячок, желтовато-красной точкой светил в темноте.

«Ну совсем как у Гоголя в повести «Вечер накануне Ивана Купала», когда красный цветок, словно огненный шарик посреди мрака, вел Опанаса по заколдованному лесу», — подумал Ракитин.

Синь шел быстрыми, упругими, совершенно бесшумными шагами. Лишь время от времени он останавливался, оборачивался и, убедившись, что спутник его не потерялся, двигался дальше.

Ночные джунгли были полны звуков самых неожиданных, странных, загадочных. Ракитин попытался сравнивать их с какими-нибудь знакомыми звуками. Вот рассыпалась дробь кастаньет. К ней присоединились жалобные «фюить-фюить». То заскрипела несмазанная дверь, послышалось потрескивание, словно кто заводил пружину больших часов. Со всех сторон неслись какие-то приглушенные гуканья, стоны, карканье. Ручьи распевали на разные голоса. Одни таинственно, призывно журчали, другие тихо нашептывали, третьи весело звенели, постукивая камешками. Но главными музыкантами ночных джунглей были цикады. Они как бы создавали непрерывный звуковой фон. Оркестр цикад исполнял свою звонкую ночную симфонию, как вдруг, словно повинуясь таинственной команде, они разом смолкли. Наступившая тишина была настолько неожиданной, что Ракитин остановился, ощутив даже какое-то внутреннее беспокойство. Но вот пиликнула цикада, другая, и со всех сторон тысячи этих маленьких оркестрантов затянули свое радостное «вз-вз-вз».