Вячеслав Гончаров - На суше и на море 1987

Вот ведь как получалось: зимовка позади, настроение чемоданное, а тут — на тебе! — под занавес еще одно испытание. Недаром говорят: «Трудно отпускает Антарктида».

Все мы на «Байкале» переживали за наших товарищей, и особенно за тех, кто возвращался с полюса холода, с внутриконтинентальной станции Восток. К полярникам Востока в экспедиции отношение особенно уважительное. И есть на то причины…

Дышит холодом, играет ледяными кристаллами, слепит белизной бескрайняя равнина. И по всему горизонту снег да снег. И незаходящее солнце над головой, порой ореол вокруг светила — как нимб. Таков летний пейзаж. А зимой круглые сутки темень, безмолвная ночь. Жемчуга звезд, сполохи сияний. И мороз… Такой же страшный и губительный, как огонь, — под -90°. Но пожалуй, самое тягостное — чувство удаленности, изолированности. Ведь на многие сотни километров ни одной живой души. А до родного дома тысячи и тысячи километров.

Не найти другого такого места на земном шаре, столь же далекого и труднодоступного, необычного и сурового, столь же неподходящего для жизни человека! И именно здесь, в центральной части южнополярного материка, в районе геомагнитного полюса, на макушке планеты вот уже почти 30 лет действует наша станция Восток.

По данным полярных медиков, здоровье зимовщиков Востока подвергается суровым испытаниям. Особенно опасна работа на открытом воздухе при температурах ниже 80°. Стоит выйти из домика, как ощущается сильная сухость во рту, слабость, одышка, слезотечение, иногда боль в глазах, чувство саднения в груди. Предельный груз, который может нести здесь человек, — 20–25 кг. Особенно тяжело приходится полярникам сразу же после прилета на станцию. Надо привыкать не только к низким температурам, но и к пониженному атмосферному давлению — высота 3488 м. В период акклиматизации обычны сердечные и головные боли, носовые кровотечения, тошнота, рвота, тягостные расстройства сна…

Казалось бы, не просто заполнить штатные вакансии этой станции. Но все совсем наоборот. И среди моих товарищей по работе в Антарктиде есть горячие приверженцы, прямо-таки энтузиасты Востока, которые не променяют эту самую суровую полярную станцию ни на какую другую. Хотя знаю: за время зимовки на их долю выпали тяжелые испытания… Впрочем, справедливости ради должен сказать, что есть и такие, кого на Восток больше и калачом не заманишь. Что ж, зимовка — дело не простое, по-разному складывается жизнь в полярных коллективах.

С волнением следили мы, как с заснеженной палубы «Капитана Готского» переходили на борт «Байкала» вырвавшиеся-таки из объятий Антарктиды счастливые полярники. Потом, когда Антарктида, как белый сон, растаяла за кормой, а мы держали курс к теплу, на родной Север, много было задушевных разговоров с теми, кто отзимовал на полюсе холода. Радостное это было время — возвращение домой. А у восточников особенно тепло на душе было: научные программы выполнены полностью, все здоровы. Словом, нормально прошла зимовка.

А вот в предшествующей экспедиции на Востоке сгорела электростанция, погиб бросившийся тушить пожар полярник. Потом зимовщики боролись за выживание. Об этом писала не одна газета. Как героев встречали участников этой экспедиции. А нынче все нормально, и в газетах не пишут, и встреча будет самая что ни на есть будничная. Кое-кто даже шутит по этому поводу: «Хорошо перезимовали? Ну тогда героев из вас не получится». Нелепо звучит. Конечно, работать в Антарктиду не ради геройства едут, а все равно обидно ребятам за такую шутку. Где-то несправедливость тут кроется. Главное ведь не в преодолении последствий ЧП, а в том, чтобы порученное дело хорошо выполнить и никаких срывов не допустить. А ведь это очень непросто.

Но так уж повелось, что об успешных зимовках редко пишут. Вот и мне не сразу в голову пришло написать об этой зимовке. Тем более что ребята с Востока не были красноречивы, вели себя на редкость скромно, считали свою работу делом обычным. И внешне совсем не выглядели суперменами. Отличало их от других, пожалуй, то, что держались они удивительно дружно и с особым уважением относились к своему руководителю. А это важный был штрих. Ибо начальник полярного коллектива — все равно что первая скрипка в оркестре: малейшая фальшь, неточность всем заметны сразу.

Об Арнольде Богдановиче Будрецком, начальнике Востока в 28-й САЭ, я давно наслышан был. Он один из тех, кого хорошо знают и в Арктике, и в Антарктиде.

Родился Будрецкий в 1928 году в Ленинграде. Закончил в 1949 году Ленинградское арктическое училище и сразу же на Север, аэрологом на маленькую метеостанцию в архипелаге Новосибирских островов. С 1952 года начал руководить полярными коллективами. Зимовка шла за зимовкой. В общем итоге 15 лет отдано Арктике. Все основные события той поры с ней связаны. Там и женился на девушке-метеорологе, там и дети рождались. А потом потянуло к Южному полюсу. Нет, это не была измена Арктике, просто на Юге было еще труднее и требовался опыт бывалых полярников Севера. В Антарктиде начал с 1965 года с 10-й САЭ и станции Молодежной. Не успел оглянуться — семь зимовок. А задания приходилось выполнять самые ответственные. Организовывал и был первым начальником станций Беллинсгаузен и Ленинградская, зимовал на Востоке. И вот снова на полюс холода в 28-ю экспедицию пошел, хотя знал: особенно тяжелой зимовка будет, всем достанется. Ведь не просто в тех условиях ликвидировать последствия пожара, смонтировать новую электростанцию, возобновить научные наблюдения.

Сам людей подбирал в экспедицию. Так, чтобы можно было положиться. И никаких поблажек для себя не просил. Взялся развернуть прерванные исследования в полном объеме, хотя начальство предлагало ограничить научный состав. Взялся и выполнил задуманное…

До знакомства в моем воображении рисовался образ пышущего здоровьем богатыря, этакого Ильи Муромца, которому нипочем любые полярные испытания. А оказалось совсем не так. Высокий, худощавый, сутулящийся, уже полысевший, Арнольд Богданович выглядел на редкость буднично. И только глаза — внимательные, лучистые — невольно привлекали внимание.

Мне, считаю, повезло. Во время плавания я не только познакомился со многими зимовщиками Востока, но и попал к Будрецкому в непосредственное подчинение. Он был назначен руководителем нашего рейса. Конечно, комфортабельное пассажирское судно ничем не напоминало станцию Восток. И все же, наблюдая за тем, как Будрецкий исполняет свои обязанности, мне было легче представить его в полярной обстановке.

Даже в голосе Арнольда Богдановича не было ничего начальственного. Он разговаривал со всеми на равных, внимательно выслушивал доводы других, обстоятельно, со знанием дела взвешивал все «за» и «против» и принимал мотивированные решения. Позже я понял: ему не надо было повышать голос, отдавая приказ, потому что он мог убедить.