Вячеслав Гончаров - На суше и на море 1987

— Они говорят: «Если ты не был в Бердсвилле, то не был нигде». Это стало поговоркой. Бердсвилл слывет гиблым местом.

Бруки, владелец расположенного к западу от селения ранчо, добавил, что действительно в прежние времена здесь было не до смеха.

— В двадцатые годы, когда я только поселился здесь, каждый день бушевали песчаные бури. Такое делалось, что целыми днями вокруг ни черта не видно, ходили на ощупь.

В 20-е годы в центре Австралии дождей почти не было. Писательница Эрнестина Хилл описывает ужасающую сцену, увиденную по дороге на Бердсвилл: «Около трехсот коров сгрудились вокруг скважины, застыв в каких-то чудовищных позах; они казались живыми, если не считать пустых глазниц. Животные пролежали здесь три года… Кожа и рога мумифицировались в этой немыслимой жаре».

Жена Бруки, Элеонора, вспоминает, что их дочь увидела свой первый в жизни дождь в 8 лет; когда после кошмарной засухи упали первые капли, испуганные дети ворвались в дом с криком: «На нас падает колодец!»

Может ли такое повториться?

— Каждый год жду засухи, — пожимает плечами Бруки. — Больно уж много хороших лет подряд. Такое везение не может продолжаться вечно…

К северу от Бердсвилла тянутся бескрайние равнины. Когда мы ехали, глазу было не на чем остановиться — абсолютно чистый горизонт. Зрелище действовало удручающе, рождая гнетущее чувство опустошенности. Берк, Уиллс, Кинг и Грей, встретив новый 1861 год в лагере 80 юго-восточнее крупной выемки, которая теперь называется озеро Мэчатти, 7 января достигли тропика Козерога.

В эти январские дни Уиллс еще отмечает в дневнике признаки жизни: они видели голубей, уток и одинокую дрофу, невесть как забредшую в эти края. Но тяготы долгого пути уже дают себя знать. 5 января Берк делает одну из немногих записей в своей маленькой записной книжке: «…я горжусь, что на нашу долю выпали столь суровые испытания».

Вычерченный Уиллсом маршрут показывал, что они продвинулись на север вдоль 140-го меридиана с 25 до 22° широты, упорно следуя по невидимой трассе. Шли по 12 и более часов в день, ни разу не выбившись из этого мучительного ритма. Сейчас кажется, что такого просто не может быть!

Прошел январь. Остались позади бескрайние равнины. Путники добрели до холмистой возвышенности, которую Берк назвал в честь своего друга — гряда Стэндиша. Поднявшись наверх, они увидели лежащую к северу другую, более высокую горную цепь — хребет Селуин. Берк решает идти через него напрямик, хотя верблюды «хрипели и задыхались» уже на малой высоте.

Хребет вконец измотал и людей, и животных. Доказательство тому — дневники Уиллса. Записи становятся отрывочными: в первую неделю — каждый день, на следующей неделе — всего две записи, затем одна, потом, через промежуток, еще две… Только номера лагерей продолжают отщелкивать с неумолимой четкостью: 101, 102, 103, 104, 105.

Наконец передышка. Всего один вечер в огромном океане застывшей земли. Неожиданно пронесется белая стайка корелл, облачной пеленой прикрыв на мгновение луну. В тревожной позе вдруг застынет рыжий кенгуру, чтобы тут же исчезнуть, слившись со своей тенью. Безмолвие… Безмолвие скал великой пустыни, привыкших ко всему за сто миллионов лет. Таковы были декорации финального акта разыгравшейся трагедии.

В лагере 65 у Куперс-Крика четверо людей терпеливо ждут, изо дня в день с растущим отчаянием вглядываясь в горизонт. Никто не появлялся ни с севера, ни с юга. Можно лишь догадываться, как повел бы себя Берк, узнай он, что Райт вместе с продовольствием и верблюдами только теперь покидает далекое Менинди. Группа Райта, оставшаяся на другом краю пустыни, не двигалась с места почти три месяца.

Причины бездействия могут показаться нам безосновательными, но для участников событий они были весьма существенными. Райт ждал официального уведомления из Мельбурна о том, что он утвержден третьим руководителем экспедиции, а следовательно, зачислен на жалованье. Гонец, доставивший наконец это известие, имел также секретный пакет, адресованный Берку [1] В пакете были известия о ходе дел у конкурентов — экспедиции Стюарта. (Прим, перев.) . Не желая откладывать свою миссию, он забрал из лагеря лошадей и поскакал догонять ушедшую партию. В результате Райту пришлось дожидаться его возвращения. (Гонец не нашел Берка и вернулся назад, лишь вымотав лошадей.)

Людей снедало нетерпение. Вся группа пребывала в растерянности, и, пусть здесь не было ничьей злой воли, факт остается фактом — они стояли на месте. Им светила по ночам та же луна, вокруг царило то же безмолвие и расстилался тот же пустынный океан земли с его чередованием жизни и смерти.

А в это время Берк со своими спутниками пробивался через красные кряжи Селуина. Наконец они вышли к довольно крупной реке Клонкарри, нареченной Берком в честь именитого ирландского родича. Их путь пролегал неподалеку от мест, где спустя много лет найдут залежи минерала, ошеломляюще изменившего мир.

Рудник Мэри-Катлин — крупнейшее в Австралии месторождение урана; его начали разрабатывать после 11 лет горячих дебатов, которые не утихают по сей день.

Денис Макмагон, управляющий рудника, признался нам, что «по уши втянут в политические интриги». Левые профсоюзы Австралии, объединившись с группами, озабоченными охраной окружающей среды, выступают против добычи и экспорта урана. Правительство считает, что мир нуждается в энергии, а страна крайне заинтересована в продаже урана; официальная позиция подвергается резкой критике со стороны оппонентов, утверждающих, что уран используют для производства ядерных бомб, которые грозят уничтожить человечество.

Внешне товар выглядит безобидно. Черный порошок укладывают в стальные контейнеры с надписью «Радиоактивный материал» и продают по 20 тысяч долларов за штуку.

Мы приехали в Клонкарри ясным воскресным утром и неожиданно очутились… в Техасе. Полным ходом шли отборочные соревнования к крупнейшему в Австралии родео, которое должно было состояться через неделю в Маунт-Айзе.

За забором, огораживавшим широкую площадку, участники соревновались в том, кто проворнее ухватит быка за рога, дольше продержится на дикой лошади или более ловко набросит лассо на теленка.

Вечером все жители Клонкарри от мала до велика веселились на грандиозном балу. Поначалу дети и взрослые кружились парами или в одиночку, пока оркестр не заиграл старинную мелодию; все участники празднества тут же образовали огромный круг, положив руки на плечи друг другу. Живой круг медленно раскачивался, сужался и расширялся. Из всех давно забытых традиций первых поселенцев сохранился только этот танец. На короткое время люди вновь ощущали свое единение, тесно сплачиваясь в общем кругу. Они казались такими трогательными и беззащитными. Танец называется «Ирландская гордость», и одному богу известно, где только его не танцевали на этой планете.