Олег Лайне - На суше и на море 1985

Рассказывал больше, однако, Семен Степанович сам. Рассказывал о реке, о прудах и озерах, об особой роли воды в облике заповеданных пушкинских мест и в поэзии Пушкина, об опыте реставрации всего, что было разрушено временем, нерадением, врагом. Оказалось, воды труднее всего поддаются «починке». Можно вырастить лес, сад, по строго научному методу можно восстановить постройки и вдохнуть в них жизнь. (На примере возрожденного дома Пушкина это доказано.) Но если «сломалась» вода, «чинить» ее трудно!

Все воды стареют: зарастают и исчезают пруды, озера в течение многих лет стареют и умирают.

Вода текущая долговечней. Реки более стойки к «поломкам», но тоже, как знаем теперь на многих примерах, тоже уязвимы и смертны. Застрахована ли пушкинская река от этой участи? К сожалению, нет. И это сильно беспокоит Семена Степановича и должно беспокоить нас всех. Беда грозит Сороти в самой ее колыбели. Основную массу воды река получает в болотах Новоржевского района. В последнее время эти болота оказались в поле зрения мелиораторов. Конкретных «осушительных планов» пока что вроде бы нет. Но от разговоров, известно, недолог путь и к делам. И потому важно сегодня уже остеречься и помнить: первое — упуская из оборота старинные пашни, допуская зарастание их мелколесьем, вряд ли разумно взамен их «искать землю в болотах»; второе — горький опыт показывает: многие из осушенных мест превратились в бесплодные пустоши; и третье — в этом конкретном случае нельзя забывать о судьбе Сороти. Дорогая нам, как и множество других малых рек, Сороть является еще и частью общей нашей святыни. Без — нее нетленный мир пушкинских мест сразу поблек бы. Допустимо ли это? Ответ для всех очевиден.

…Белой июньской ночью мы вышли из дома на край Михайловского холма. Луга, косогоры, окраины леса были окутаны перламутровым сумраком. И в нем серебристой светлой дугой виднелась Сороть. Постояли, слушая, как щелкает соловей, как скрипя перьями, низко, небоязливо пролетела запоздалая цапля. Семен Степанович сдернул видавшую виды кепчонку с седой головы и прочел известный пушкинский стих, где слышался взволнованный, благодарный поклон тихоструйной воде, поклон всему, что ютится у ее берегов.

Очерк

Фото подобраны автором.

Худ. Н. Пучкина

Подводный мир, большинству людей известный только по фотографиям и кино, в один миг укрыл от него и желтое солнце, и голубое небо, и темно-синюю гладь моря, и белые домики Очакова, которые он только что разглядывал на горизонте. С каждым движением ног, обутых в большие зеленые ласты, вода становилась все темнее и холоднее. Еще минуту назад он изнывал от жары, а тут вдруг почувствовал, как по телу побежали мурашки. Чтобы прогнать озноб, Виктор расслабился, поводил черными от загара, мускулистыми плечами и снова сделал сильный рывок ногами. Что на этот раз подарит ему подводное царство? На след какой тайны напал сегодня трал? А может быть, наконец…

Сердце стучало чаще, сильнее обычного. Так оно бьется не только от тревоги и опасности, но и от предчувствия удачи.

И сердце не обмануло Виктора. На глубине десяти метров он ясно увидел силуэт судна, наполовину вросшего в песок. Неужели?! Виктор с трудом верил глазам, упрятанным за толстое стекло маски. Неужели он первым видит ту самую шхуну, за которой они охотятся уже не первый год? Все похоже! Точно таким, как вот это покрытое ракушками черное судно, был «Дельфин». Для полной уверенности он постарался как можно точнее измерить длину находки. Так и есть — двадцать один метр!

Подал сигнал: поднимаюсь. Через несколько минут, вынырнув и держась за борт шлюпки, Виктор Загоруйко так громко, что, казалось, слышно было даже в Очакове, объявил:

— Пусть я сгорю под этим солнцем, если это не «Дельфин»!

Вмиг ушли под воду самые опытные аквалангисты — Михаил Коновалов, Виталий Кудря, Анатолий Корчагин. В их руках были теперь все инструменты, нужные для работы на дне. Осмотр и измерения подтверждали — судно действительно было рыболовецкой шхуной, точно такой, как «Дельфин». Теперь скорее в трюм! Чтобы услышать, наконец, жесткий удар щупа о железный бок сейфа!

В трюме стояли наполненные каким-то сыпучим грузом мешки. Вскрыли один из них — крупа, в другом — то же самое. В углу нашли несколько бочек с машинным маслом… Через несколько месяцев отыщется документ, в котором будет сказано: найденная шхуна и «Дельфин» были построены по одним чертежам на одном и том же заводе. «Дубок» возил из Херсона в Одессу свежую рыбу и арбузы, в последний рейс кроме этого взял еще крупу и масло. Судно затонуло… в 1917 году.

Нет, и на этот раз не захотело море расстаться с тайной «Дельфина».

Что же это за судно — «Дельфин»? И какую тайну спрятало вместе с ним море? Наверно, важна для людей эта тайна, если аквалангисты спортивно-технического клуба «Садко» — в основном это инженеры и рабочие николаевских судостроительных заводов — вот уже двадцать с лишним лет, не теряя веры в успех, не жалеют усилий, чтобы раскрыть ее?..

Чтобы понять «садковцев», вернемся в весну 1944 года.

26 марта 1944 года ночью в Николаевский порт вошли лодки с вооруженными людьми. Десантом командовал старший лейтенант Константин Ольшанский. Пятьдесят пять матросов морской пехоты и двенадцать пехотинцев, приданных им в подкрепление, отчаянной атакой выбили фашистов с побережья, захватили элеватор и к утру заняли в нем круговую оборону. Двое суток насмерть стояли воины, отбили восемнадцать атак противника и выполнили боевую задачу — обеспечили с тыла поддержку советских войск, освобождавших Николаев.