Олег Лайне - На суше и на море 1985

Туман становился все гуще. Казалось, что с неба упала большая копна ваты — сырой и липкой. В непривычную для острова тишину вплетались какие-то приглушенные звуки. Они, наверное, долго неслись «без пользы», не привлекая моего внимания. А услышал я их, будто очнулся, когда стадо подошло совсем близко. Обтекая ноги зверей, прерывал свое ровное журчание ручей; когда же мамонт выходил на берег, слышалось, как чавкает ил под его ногами. Послышались громкие шлепки — так бьют концом хобота о землю рассерженные самцы слонов. Донесся трубный рев взрослого мамонта, свист и чириканье мамонтенка.

Туман медленно полз, то густея, то редея, и в его просветах стала угадываться картина, до того слепленная лишь звуками. Показался высоченный с размытыми очертаниями зверь, за ним другой, третий. Они будто плыли над самой землей, плавно переступая ногами, а космы их длинной шерсти скользили по кустам, пригибая ветки своей тяжестью. Звери то скрывались в тумане, то выступали из него. Они шли и в то же время оставались на месте.

Где-то вдали утробно рыкнул пещерный лев (а он тоже жил здесь), возникли очертания косматого, но приземистого зверя, похоже — носорога.

Стал, однако, задувать ветер, туман пополз быстрее, а затем и быстро поредел. Там, где только что был «носорог», объявился байджерах. В байджерахи воплотилось и «стадо мамонтов». Пока его не заглушил свист ветра, слышалось прерывистое журчание ручья на маленьком водопадике. Раз-другой шлепнулись в овраг пласты подтаявшего дерна. Чирикнул сидящий рядом на кочке поморник…

Досадно, что все это было лишь наваждением, плодом тумана и фантазии. Очень жаль, что мамонты не живут больше на нашей планете. А ведь дожили же их современники — северные олени, овцебыки, да и сибирская дикая лошадь, возможно, сохранилась в облике своего домашнего сородича — якутской породы лошадей.

По сравнению с концом «мамонтового» времени климат в Сибири стал суше, холоднее, уровень мерзлоты в почве поднялся, и мамонты, сохранись они до этих дней, возможно, чувствовали бы себя кое-где неплохо. Быть может, даже эти сильные и миролюбивые звери стали бы здесь и домашними животными, такими же полезными, как индийские слоны на своей родине, в Юго-Восточной Азии.

Жаль, что мамонты не живут больше на планете, что они перевелись на своем «мамонтовом» материке.

Очерк

Цветные фото автора

Худ. Н. Пучкина

В северо-западной оконечности Адриатического моря, куда стекающие с Альп трудолюбивые реки сносят ил, тысячелетия назад образовалась обширная лагуна. С востока она отгорожена от моря Лидо — узкой полосой земной тверди.

С незапамятных времен в лагуне, на песчаных островах, жили рыбаки, добытчики соли. Лагуна изобиловала рыбой и дичью, но ее не назовешь щедрой матерью — обитатели ее добывали себе пропитание тяжелым трудом. Зато здесь было безопасно — песчаный заслон Лидо сдерживал пиратов, которыми кишело Адриатическое море, а добраться до островов с побережья, не зная здешних топей, было не так-то просто.

В лагуне искали укрытие венеты [1] Венеты — группа племен, населявших в древности северный берег Адриатического моря (Прим. ред.). , бежавшие с материка от гуннов в V веке и от германского племени — лангобардов в VI веке. На пустынных доселе островах беглецы строили жилища, церкви. Там возникли городские поселения — Градо, Гераклия, Маламокко. Остров Торчелло стал главным торговым центром лагуны — в 639 году его жители воздвигли собор Санта Мария Ассунта, старейший в лагуне, который сохранился до наших дней.

Старинные хроники говорят, что жители лагуны избирали из своей среды вождей. И Орсо Ипато был первым из них, кто принял титул дожа в 726 году. В 811 году резиденция дожа была перенесена на Риальто, самый большой остров в лагуне, который разделяла надвое извилистая протока. На Риальто начали переселяться патриции и богатые купцы, жившие доселе на острове Торчелло. С этой поры и пошел отсчет истории Венецианской республики.

Ранняя Венеция походила на деревянный корабль. Ее дворцы, дома, церкви и мосты были сработаны из дерева. Важным средством передвижения для знати были верховые кони, и даже у резиденции дожа всегда имелись коновязи. На обширных пустырях пасся скот, тянулись сады и огороды. Город часто страдал от огня. И с середины XII века, после страшного пожара, он начал застраиваться каменными домами и церквами.

В Венеции мне приходилось бывать не раз. От Местре, пригорода на материке, поезд медленно движется по узкому мосту Понте делла либерта на юго-восток лагуны, где затаился город. Мост стоит на 222 арках, и вокруг одна лишь серая, неподвижная вода — не видно ни челна, ни птицы. Справа по шоссе, обгоняя поезд, катят туда же вереницы автомашин.

Наконец поезд втягивается в чрево вокзала Санта-Лючия, и пассажиры покидают вагоны. Пути дальше нет. Автомобили один за другим уходят вправо, к огромной стоянке Пьяцца ле Рома.

Венеция открывается сразу же, как только выйдешь на пристанционную площадь. Перед ступенями площади играет мелкой волной Большой канал. Здесь самое его начало. На другой стороне канала — элегантная церковь XVIII века Сан Симеоне Пикколо с позеленевшим от времени медным куполом. Автора ее, несомненно, вдохновляли формы римского Пантеона. А рядом с церковью — нарядные палаццо (дворцы) Фоскари, Дьедо, Пападополи…

У набережной близ вокзала пришвартованы причалы, откуда во все концы лагуны разбегаются вапоретто — речные трамвайчики. А вот и нужный нам вапоретто, маршрут которого пролегает до Пьяццы Сан-Марко, центра города. Куплен билет до Пьяццы Сан-Марко. Вапоретто, осев под грузом людей, в большинстве иностранных туристов, отваливает от причала. Его тупой нос начинает вспарывать тугую зеленую волну.