Олег Лайне - На суше и на море 1985

Чуть ли не все захотели увидеть необычного гостя из далекой России. Приходили в дом, где он жил, в школу для слепых, где в скором времени начал работать. Стояли, смотрели, удивлялись не только костюму приезжего — его неизменной косоворотке и сапогам, но и тому, что он вступал в беседу на их языке, а когда требовалось, переходил на английский и даже на пали, что было уж совсем неожиданным.

Ему предложили место старшего преподавателя и контракт на два года. Он горячо взялся за дело. По существу школу надо было создавать заново — набирать учеников. А как это сделать? Объявление в газетах ничего не даст — в глубинку они не доходят. И он отправляется по стране искать учеников. А когда их набралось около ста (всех привел Ерошенко), начались занятия. Однако проходили они необычным способом. Вместо того чтобы обучать детей, как плести корзины и вязать мешки, новый учитель начал преподавать историю, психологию и гигиену, обучал музыке и искусству массажа, а главное — «видеть» и познавать мир. Для этого вместе с детьми отправился в путешествие по стране, чем привел в замешательство школьный комитет. Но на своем настоял, хотя за разрешением пришлось съездить в Рангун.

В начале ноября 1917 года, вернувшись в школу, Ерошенко стал готовить концерт с участием слепых детей, разучивал с ними песни. Представление имело огромный успех. Сам Ерошенко пел в хоре с учениками, но особый успех вызвало его сольное исполнение.

На другой день ему предложили место директора, но он отказался, хотя его и настойчиво уговаривали. Да и сам понимал, что вряд ли еще представится такая возможность. «Но неужели я покинул Россию, чтобы стать директором школы слепых в Моламьяйне?» — вопрошает он в одном из писем.

Между тем из России пришла весть о свержении царя, о том, что там совершилась революция. Теперь власти проявляли к русскому интерес иного рода. За ним следит полиция, и он всерьез опасается ареста.

Весть, принесенная колониальным телеграфом, всколыхнула, заставила задуматься. Вот он бродит по свету, можно сказать, в тщетных поисках страны счастья, а между тем на его родине народ провозгласил своей целью создать именно такую страну, где все будут равны и счастливы. Так вправе ли он оставаться в стороне?

Хотя и трудно было расстаться с полюбившими его учениками, но он решил ехать в Индию. Оттуда легче добраться до России. Несколько особенно близких ему учеников проводили его в поезде до Рангуна. Здесь 12 ноября он сел на пароход, отправлявшийся в Калькутту.

Четыре дня спустя он прибыл в Калькутту. Друзей, которые помогли бы устроиться, у него здесь не было, пришлось снять комнату за сорок рупий.

Делясь в письме лепными впечатлениями от страны, вернее, о тех, с кем приходилось в ту пору общаться (главным образом это были англичане, родившиеся в Индии), он подчеркивает, что «все они говорят только по-английски, презирают местных жителей и каждый при этом считает себя христианином». В то же время проницательно замечает: «Те, кто хочет создавать свои империи путем подавления малых народов, очевидно, боятся такой же революции, как в России».

Между тем обстановка для него складывается неблагоприятным образом. Полиция грозится интернировать всех русских или — того хуже — посадить в тюрьму. Пока что Ерошенко запрещают преподавать в калькуттской школе слепых. А через несколько дней он оказывается под домашним арестом. Так спокойнее: если он «красный агитатор», то ничего предпринять не сможет.

Оставалось ждать, когда же представится случай уехать в Россию. И такой случай представился. В порт пришел русский корабль «Евгения», команда которого, сместив капитана, решила вернуться на родину. Однако английские власти не давали разрешения на выход из порта. Предчувствуя недоброе, Ерошенко, как ему ни было обидно, отказался уехать. И поступил, видимо, мудро. Едва судно вышло в море, как стало известно, что заключен Брестский мир. Советская Россия вышла из войны. А раз так, можно обвинить ее в «измене» делу Антанты и захватить корабль. Что и было сделано. В одном из писем Ерошенко сообщал об этом: «Мои друзья из России предлагали мне возвратиться вместе с ними на русском пароходе, но я отказался. Они уехали, однако были арестованы в пути. А я, словно Иванушка-дурачок, оказался самым умным, уехал в Бирму и снова стал преподавать там в школе слепых».

Все верно, он действительно оказался снова в Моламьяйне, но только не уехал сюда, а бежал, да еще, по некоторым сведениям, переодевшись в японское платье.

Однако и здесь обстановка изменилась. Встретили его настороженно, не дети, конечно, а местные власти. «За мной постоянно следит полиция, — пишет он, — без конца наведываются шпики. Но в тюрьму пока не посадили». Утешение находил он в том, что продолжал собирать бирманский фольклор. «Сейчас я увлечен воистину прекрасными буддийскими легендами. Это неисчерпаемый материал. Передо мной раскрывается новый, доселе мне неведомый мир — богатая символика, полная скрытых тайн и загадок…» Но мысль о возвращении на родину не покидала его. И вот он снова в той же калькуттской гостинице. Только положение его значительно усложнилось. Писем он не получал. Впрочем, предупреждал и сам, чтобы ему не писали, — «почти на все налагается арест». Ждать помощи было неоткуда. Что делать? Ясно одно — надо немедленно уезжать. Домой он решает вернуться через Японию, тем более что туда вскоре уходило японское судно. Но ему категорически отказывают. Корабль отбыл без него. И никто не мог сказать, когда отправится следующий. И снова тот же вопрос: что делать?

И снова он решил бежать. Возможно, надеялся в Мадрасе или Бомбее попасть на какое-нибудь другое судно? Так или иначе, он побывал в этих городах, но из Бомбея его вернули в Калькутту.

Видимо, тогда же, верный своим увлечениям и несмотря на обстановку, он записал и обработал один из устных вариантов популярного индийского цикла сказок о бесе Ветале («Рассказы Байтала»), создал по мотивам индийского фольклора притчу «Кувшин мудрости» (отголоски легенд и мифов Индии слышатся и в других произведениях В. Ерошенко, задуманных или написанных во время странствий).

Между тем власти, поразмыслив, решили, что этот слепой доставляет слишком много хлопот. Лучше просто-напросто от него избавиться и выслать, скажем, туда, откуда он приехал, — в Японию. В сопроводительном документе говорилось, что «господин Ерошенко высылается за пределы Британской империи как большевик…».

В начале июля Ерошенко снова в Токио. Прошло ровно три года с того дня, как он отправился отсюда в Таиланд. Друзья были изумлены и обрадованы, в честь его устроили вечер. На нем он сказал: «Я вернулся к вам, друзья, к тем, кто меня хорошо понимает и любит. Прошло долгих три года. За это время мне пришлось многое испытать. Ураган не раз силился меня утопить, а бурное житейское море поглотить. Но девятый вал судьбы миновал. Я благополучно достиг, наконец, тихой гавани. Море успокоилось, надо мной голубое небо, и я в окружении понимающих и любящих друзей, это и есть счастье».