Олег Лайне - На суше и на море 1985

В Москве действовал тогда Коммунистический университет трудящихся Востока (КУТВ). Ерошенко предложили быть переводчиком у слушателей-японцев. Приблизительно тогда же состоялось его знакомство с Сэн Катаямой, который тепло отзывался о Ерошенко, высоко оценив его как переводчика общественно-политической литературы. В ноябре 1927 года у Ерошенко произошла еще одна памятная для него встреча. На Красной площади во время парада и демонстрации он неожиданно встретил Акита Удзяку, прибывшего на празднование 10-й годовщины Великой Октябрьской социалистической революции.

Впереди у него были странствия по родной стране — на Чукотку, куда он добирался через уже знакомый ему Владивосток и где собрал народные сказания, составившие цикл рассказов «Из жизни чукчей»; по Военно-Грузинской дороге, по Каспию и Волге, Донбассу и Карелии, в Узбекистан, Казахстан и Туркмению, где заведовал первым в этой республике детским домом для слепых и разработал национальный туркменский алфавит по системе Брайля.

После войны вернулся в Москву. Как всегда, вел активную литературную и общественную жизнь — писал статьи и очерки, играл (и неплохо) в шахматы, выступал с лекциями…

Все, кому приходилось встречаться с Василием Ерошенко, отмечают его глубокие познания в различных областях: литературе и языкознании, истории и музыке, медицине и философии. В истории известны случаи, когда пораженный слепотой человек становился деятельным членом общества, достигал высокого положения как специалист, скажем крупный английский математик Н. Саундерсон, ослепший через несколько месяцев после рождения в 1683 году, а к концу жизни возглавлявший кафедру математики в Кембриджском университете, или известный арабский поэт и литературовед Таха Хусейн, родившийся в один год с Ерошенко и потерявший зрение, как и он, четырех лет. Но если у Таха Хусейна была возможность получить блестящее образование, то Василию Ерошенко, выходцу из крестьянской среды, в условиях царской России приходилось всего добиваться собственным трудом и упорной работой над собой. Он проходил свои университеты, путешествуя по городам и странам, встречаясь и беседуя с такими мыслителями и учеными, как П. Кропоткин и Сэн Катаяма, Рабиндранат Тагор и Лу Синь, Альберт Эйнштейн и Бертран Рассел.

Говоря словами А. Чехова, у него был «талант человеческий» и — надо добавить — литературный. Когда однажды ему вручали на Международном конгрессе поэтов-эсперантистов награду, прозвучали справедливые слова о том, что «приз получает не только его поэзия, но и вся подвижническая жизнь Ерошенко». И зал встретил эти слова овацией.

Да, подвижническая жизнь Ерошенко не может не вызвать восхищение, он служит своего рода ориентиром мужества, примером, который учит преодолевать жизненные невзгоды, не падать духом в трудные минуты. Размышляя о его поразительной судьбе, хочется прежде всего отметить присущую Ерошенко истинно горьковскую любовь к людям. Ею проникнуты все его произведения, зовущие к добру, это же чувство — любовь к человеку, стремление познать его побуждало поэта-слепца к странствиям по свету. Поэтому глубоко справедливыми представляются слова, которые сам Ерошенко просил высечь на его могильной плите: «Жил, путешествовал, писал».

О нем и сегодня помнят в Японии. К тридцатилетию со дня смерти В. Ерошенко (он умер в деревне Обуховке 23 декабря 1952 года) в Токио вышло новое издание работы Такасуги Итиро «Песнь на рассвете. Жизнь слепого поэта Ерошенко». Книга дополнена материалами, собранными автором во время поездки в нашу страну в 1982 году. Жизнью и творчеством Ерошенко продолжают интересоваться и в Китае. Об этом мне рассказывал в прошлом году в Москве на Международной встрече переводчиков советской литературы Гэ Баоцюань — известный литературовед, подаривший мне свою новую работу «Лу Синь и Ерошенко».

Не остывает интерес к Ерошенко и в нашей стране. В 1977 году издательство «Наука» выпустило том избранных произведений писателя и путешественника, появляются все новые публикации и исследования о нем. В Обуховке на сельском кладбище установлен памятник поэту-путешественнику. Земляки готовятся открыть музей В. Я. Ерошенко — человека горячего сердца, яркой и удивительной судьбы.

Очерк

Цветные фото автора

Худ. В. Горячев

В моей коллекции, из года в год пополняемой подводными сувенирами, на видном месте лежат два медных кованых гвоздя и кусочек дубового шпангоута. Я взял их с морского дна в одной из бухт Татарского пролива. Эти предметы имеют отношение к истории боевого парусного корабля — фрегата «Паллада», затонувшего там более века назад.

В 1850–1852 годах в Петербурге было принято решение о посольстве в Японию. Поход предстоял морской, и путь был почти кругосветный, для этой миссии снаряжено было три судна, флагманом небольшой флотилии назначалась «Паллада». Возглавил миссию вице-адмирал Е. В. Путятин, а секретарем был известный уже в то время писатель И. А. Гончаров. В 1852 году посланники отбыли из Кронштадта.

Фрегат «Паллада» был спущен на воду с Охтинских верфей в 1832 году и вошел в состав Балтийской эскадры, которой в то время командовал адмирал Беллинсгаузен, известный своими исследованиями Антарктиды. Первым капитаном фрегата был тогда еще молодой, впоследствии прославленный флотоводец Нахимов. И вот, двадцать лет проплавав по ближним и дальним морям, «Паллада» была снаряжена в нелегкое кругосветное плавание, командиром фрегата назначается капитан-лейтенант Иван Семенович Унковский, прославившийся рейдом «Паллады» и ставший впоследствии адмиралом.

Парусный 44-пушечный корабль два года добирался к берегам Страны восходящего солнца, в бескрайних просторах трех океанов четыреста семьдесят русских моряков — экипаж судна — представляли собой, по словам Ивана Александровича Гончарова, «как бы маленькую Россию», это ощущение и крепкая морская дружба помогли преодолеть все трудности и невзгоды.

За время пути по морям и океанам много интересного наблюдал писатель и на воде и на суше при заходах корабля в порты и гавани заморских стран.

Сотни раз Иван Александрович видел отход фрегата с рейда, слаженную работу матросов и офицеров при подъеме якорей и постановке парусов. В пути случались и штили и жестокие штормы, и теперь, читая путевые записи Гончарова, живо и образно представляешь себе поход фрегата и сопровождавших его судов. Нам. видится и синее, синее тропическое море, слышен шум авралов и грохот волн, мы вместе с матросами представляем себя купающимися в спущенном за борт парусе — все это образно и правдиво. Но еще более сильно писатель рассказал нам о суровом и нелегком труде матросов на парусном судне. Поэтому кроме лирических и образных натурных зарисовок живых сцен с интересом читаешь рассказы Гончарова о современном ему парусном судне и видишь в нем не столько белокрылый символ, олицетворяющий могущество человека и его победу над силами природы, сколько доказательство бессилия людей «одолеть воду». Иван Александрович писал: «Посмотрите на постановку и уборку парусов вблизи, на сложность механизма, на эту сеть снастей, канатов, веревок, концов и веревочек, из которых каждая отправляет свое особое назначение и есть необходимое звено в общей цепи; взгляните, на число рук, приводящих их в движение. И между тем к какому неполному результату приводят все эти хитрости. Нельзя определить срок прибытия парусного судна, нельзя бороться с противным ветром, нельзя сдвинуться назад, натолкнувшись на мель, нельзя поворотить сразу в противную сторону или остановиться в одно мгновение. В штиль судно дремлет…»