Олег Лайне - На суше и на море 1985

Очерк

Перевод с эстонского Натальи Калаус

Худ. Л. Костина

Мы живем в Пиме. Вообще-то «пим» на языке хантов — эго меховой сапог, но село, приютившее нас, названо так по реке.

В начале лета река Пим, вобрав в себя талые воды, становится широкой — от берега до берега метров двести, не меньше — и по-спринтерски стремительной. Купаться в ней не тянет — вода все же холодная. Другое дело — порыбачить: из сибирских лососевых здесь водится нельма, есть щука, окунь, язь и плотва. Зимой река, присмиревшая, лежит под толстым ледово-снежным панцирем. Лишь лыжни да санная колея, ведущие к геологам и буровикам, отмечают ее русло.

Справа, на крутояре, шумит темно-зеленый кедровник, на левобережье простирается болото, и там, на непролазных летом марях, торчат буровые вышки.

Вот на этой реке и стоит село Пим. Несколько десятков небольших, но крепких изб теснятся на берегу, возле каждой — хлев. Свиньи и поросята в тепле, а лошадей даже в морозы держат во дворе под навесом. Впрочем, лошадей здесь немного, на все село — раз-два — и обчелся. Зато собак не счесть, как не определить и породу этих четвероногих друзей.

Есть в Пиме школа-интернат, есть продуктовый и промтоварный магазины, амбулатория, контора связи.

Зимой в селении жизнь затихает. Ханты уходят в тундру со стадами оленей. Лишь изредка тот или другой наведывается в Пим, чтобы пополнить запасы продуктов.

Летом здесь куда оживленнее. На реке полно лодок — идет лов плотвы. Тут же, в селе, рыбу сдают на рыбоприемный пункт, где ее обрабатывают — вялят. Далеко, даже в Москве, известен пимский деликатес.

Сейчас в деревне затишье. Вытащенные на берег лодки укрыты снежным одеялом, на дверях рыбного цеха висит замок.

Но давайте перенесемся в лето, в тот июньский день, когда мы впервые ступили на здешнюю землю.

Юноша-хант Сергей посадил нас в свою моторку, лихо запустил «Вихрь» и взял курс вверх по реке. Мотор мощный, но по тому, как вибрирует корпус, чувствуется, что суденышку нелегко преодолевать течение.

Местами не понять, где русло, а где левый болотистый берег: река разлилась, затопила кустарник. Уже тепло, без малого 25 градусов, но березы и ивы только-только покрываются нежнозеленым пушком листвы.

Далее по течению река делает огромную петлю, и, проплыв с полчаса, мы по сути возвращаемся к исходной точке — от того места, где отчалили, нас отделяет лишь топкая, поросшая редколесьем полоска земли шириной от силы метров двести. Впечатление такое, будто параллельно, но в разных направлениях текут две реки.

Лодка упрямо тянет против течения. С обеих сторон к воде подступает лес в весеннем убранстве. Слева от нас — он стройнее, справа — малорослее, гуще.

Вскоре показывается небольшой причал. На паром въезжают грузовики с трубами для буровых, с цементом, с бетонными плитами. В километре от паромной переправы виднеются очертания мостового каркаса. Как только сделают настил, движение пойдет по мосту, а пока единственный способ перебраться с берега на берег — этот маленький паром. От его работы зависит, как скоро будут доставлены по назначению тысячи тонн стали и цемента, как скоро нефть и газ пойдут отсюда в Сургут, в Тобольск, в Тюмень и Омск.

Быстрота, с какой происходит погрузка, фырчанье подъезжающих одна за другой машин, даже нервозность чем-то напоминают фронтовую переправу. Может, дело тут не во внешней схожести, а в духовном созвучии?

…Еще немного — и наше плавание закончилось бы плачевно. Не успев предупредить, Сергей круто повернул моторку, и та едва не опрокинулась вверх дном. Мы чудом не упали в воду. В каких-то сантиметрах от наших голов — стальной трос! Все это происходит в считанные секунды. За разворотом Сергей не заметил протянутого от середины реки к берегу тоненького тросика, которым крепилась рыболовная сеть. Там, где должна была пройти лодка, тросик этот находился на уровне груди…

Сергей принялся на разных языках честить рыбаков, которые не потрудились как следует обозначить трос. И хотя он сам тоже был немного виноват, в запале тотчас направил моторку к биваку рыболовов, что располагался метрах в ста выше по течению.

Оказалось, тут становище хантов. Самих хозяев мы не застали. Зато караулившие становище псы при виде нас весьма дружелюбно завиляли хвостами. Им, похоже, было совершенно безразлично, кому на шапки-воротники достанутся развешанные по сучьям для просушки шкурки белок и водоплавающего зверья.

Довольно примитивное становище напоминало разбитый на скорую руку лагерь туристов. Видавшие виды брезентовые палатки, пара обтянутых шкурами чумов, кострище с потухшими углями, котлы, сковороды, кастрюли. Внутрь жилищ мы заглядывать не стали. Кто знает, может, за пологами палаток прятались от непрошеных гостей женщины и дети. Да и неловко было бродить по чужому лагерю в отсутствие хозяев. Мы поспешили отчалить.

Через какое-то время нам повстречались ханты на каноэподобной лодке. Старые и малые, мужчины и женщины — мы насчитали в «каноэ» восемь человек, до того длинно это суденышко, — сидели в затылок друг другу, точно птицы на жердочке, ибо по двое рядом в узкой лодке им было просто не поместиться. Возможно, это плыли хозяева только что покинутого нами становища.

Тарахтя мотором и вспенивая воду за кормой, «каноэ» ушла вниз по течению. А мы пристали к мшистому берегу, поросшему красивыми березами и соснами. С высокого — метров на пять — песчаного откоса открылся изумительный вид излучины реки. Широкая синяя лента воды в светло-зеленом и коричневатом обрамлении, бирюзовое, в белых барашках небо и тишина. Лишь плеск воды под берегом. И далекое кукование кукушки… Было так хорошо, что не хотелось нарушать идиллию даже словом.

Когда же мимо то вниз, то вверх по реке через какие-то промежутки стали проноситься моторки, трескотня их всякий раз болезненно отдавалась в душе — до того неуместны были здесь эти звуки.

…Меня одолевают разноречивые мысли. Все переплелось в голове — прочитанное и услышанное, цифры и сопоставления, знания и полузнания, убеждения и предубеждения, идущая от сердца любовь к природе и потребительский голос разума.

Эта широкая и полноводная от соседства болот и от стаявшего снега река на карте выглядит как тоненькая жилка, впадающая в Обь. Таких жилок в Обь — одну из крупнейших водных артерий Сибири — впадает сотни. В Тюменской области 25 тысяч больших и малых рек. И все они богаты рыбой. На миллионах гектаров тайги и болот водится зверь и птица (лисы, белки, ондатры, соболь, медведи, волки; утки, гуси, лебеди, серые куропатки, тетерева, глухари…). Все более ценным достоянием становится и сам лес: кедры, сосны, лиственницы, березы… И снова тысячи, и снова миллионы — и гектаров, и кубометров. Или опять же эти, на первый взгляд бесполезные, болота. Ведь они гигантские резервуары одного из самых ценных природных богатств — чистой пресной воды. Без них не было бы ни знакомой уже нам реки Пим, ни даже могучей Оби. Ну а, кроме того, это миллиарды тонн торфа, это целые плантации ягод.