Олег Лайне - На суше и на море 1985

Однако на рейд города Нагасаки фрегат вошел и бросил якорь. Начались длительные переговоры, которые японская сторона всячески затягивала и усложняла, за несколько месяцев стоянки судов миссии в гавани Нагасаки русских матросов и офицеров ни разу не пустили на японский берег и весь дипломатический контакт осуществлялся на «Палладе» через посредников и переписку.

Хотя договор Е. В. Путятиным и был заключен (1855 г.), переговоры пришлось прервать: разразилась Крымская война (1853–1856 гг.), в связи с чем посольство было отозвано, и маленькая горстка судов превращается в боевое звено, которое уходит к восточным берегам России.

Фрегат, достигнув Татарского пролива, еще не носящего этого имени, пытается пройти в устье Амура или Охотское море, но мели и течения не дают этого сделать, и «Паллада» бросает якорь в одном из глубоких заливов Азиатского материка. Гончаров так описывает этот залив: «Мы входили в широкие ворота гладкого бассейна, обставленного крутыми точно обрубленными берегами, поросшими непроницаемым для взгляда мелким лесом: сосен, пихты, лиственницы. Нас охватил крепкий смоляной запах. Мы прошли большой залив и увидели две другие бухты, направо и налево, длинными языками вдающиеся в берега… В маленькой бухте, куда мы шли, уже стояло опередившее нас наше судно «Кн. Меншиков», почти у самого берега… Мы стали на якорь».

Залив этот потом будет называться Императорской Гаванью.

После осмотра фрегата на стоянке выяснилось, что судно, потрепанное штормами, нуждается в ремонте.

Летом, ближе к осени, Гончаров отбыл на родину, воспользовавшись шхуной «Восток», входившей в их группу. Более легкое судно прошло проливом между Сахалином и материком, и секретарь посольства через Сибирь и Урал на лошадях и лодках уже к весне следующего года добрался в Петербург.

А с «Палладой» судьба распорядилась так: к этому времени в Японское море пришел более новый фрегат «Диана», на который с «Патлады» передали пушки и перешла основная часть команды. Разоруженный и обезлюдевший фрегат остался зимовать в бухточке, которая стала его последним пристанищем. Те моряки и приданные для охраны судна казаки, которые поселились на берегу, разбили палаточный лагерь, спустя некоторое время переоборудованный в береговой пост. И по сей день эта бухта так и называется — Постовая.

Две зимы оставался фрегат, скованный льдами, в бухте, отчего корпус его в конце концов дал течь, и в 1856 году было приказано затопить корабль, дабы «не дать неприятелю случая похвастаться захватом русского судна». На Дальневосточном морском театре военных действий в то время преобладали суда союзников Турции — Англии и Франции, и решение о затоплении «Паллады» было осуществлено: мичман Разградский взорвал корму судна, и оно легло на грунт.

Теперь на крутом берегу бухты Постовая возвышается чугунный крест. Это могила многих из тех, кто служил на береговом посту и вдали от родных мест погиб от цинги, лишений и голода. Маленький рукотворный памятник напоминает о последних днях горстки людей, чья судьба была связана и с историей «Паллады». Это дорогой нам памятник, но есть много нерукотворных памятных мест, которые оставил рейд фрегата и судов сопровождения, — среди них названия островов, полуостровов, заливов, бухт, которые легли на карты и получили описания в лоциях Японского моря.

Командами судов были проведены опись и съемка восточного берега Кореи и прилежащего берега России, ими были открыты острова Путятина, Рейнеке, Римского-Корсакова и заливы Посьета и Ольги.

Много имен увековечил рейд «Паллады», большинство из них — это славные имена капитанов и офицеров тех судов, которые участвовали в походе. Поэтому, приступая к погружениям для поиска фрегата, мы тщательно подготовились и с нетерпением ожидали минуты, когда сможем взглянуть на легендарный корабль, прикоснуться к нему рукой и поснимать его под водой. Мы были готовы к спуску, но, прежде чем пойти под воду, пришли к братской могиле у бухты Постовая. К подножию чугунного надгробья чьи-то заботливые руки положили луговые цветы. Сквозь ветви лиственниц долетал до нас отдаленный шум порта, не нарушающий, а скорее подчеркивающий царящие здесь тишину и покой.

Наша группа обследовала причальные сооружения в порту Ванино, и мы хотели воспользоваться счастливым случаем и приложили усилия, чтобы посетить затопленный поблизости парусный корабль. Надо сказать, что историю «Паллады» мы изучили и знали достаточно полно. Нам были известны основные конструктивные параметры корабля, его маршрут и приблизительные, в пределах сотни метров, координаты нахождения его останков. Поэтому, ориентируясь по описаниям Гончарова и данным Центрального военно-морского музея в Ленинграде, готовим место первого погружения. Ориентиром нам будет служить лишь пятидесятиметровый капроновый шнур с грузилом на конце, размеченный красными флажками на метровые отрезки.

Линь заброшен в предполагаемом направлении, и я, надев гидрокостюм, первым погружаюсь в воду. Ныряю вдоль белой струны шнура, перед маской мелькают отметины глубины, и если смотреть вниз вдоль натянутой веревки, то видно всего шесть-семь отметок. Не очень надеясь на успех с первого раза найти корпус судна, решил все же достигнуть дна, но вместо ровного откоса на глубине 22 метров начинаю различать очертания темного предмета. Подплываю к нему и убеждаюсь, что это обросшие водорослями и заселенные актиниями шпангоуты, — «Паллада» найдена. Но не таким рисовался в моем воображении корабль, перед глазами глыба, в которой едва угадываются обводы судна, оно лежит на откосе, зарывшись левым бортом в его крутую стенку.

При первом и беглом осмотре корпуса фрегата я убеждаюсь, что проникнуть внутрь его не удастся, так как палуба сильно захламлена и разрушена, а иллюминаторы заросли или забиты илом. Придется осмотреть корабль снаружи. Мне вспоминаются отчеты водолазов, работавших здесь в 1887, 1914, 1936 и 1940 годах, есть там и такие фразы: «Дуб очень тверд, а чугун — как сыр», — а вот латунные и медные детали, по их мнению, сохранились намного лучше.

Водолазные обследования фрегата были многообещающими, в 1940 году, например, решили извлечь «Палладу» с морского дна как музейную и историческую ценность. Но снова, как и почти 100 лет назад, война вмешалась в судьбу овеянного легендами корабля. Остался он лежать на дне залива, к величайшему огорчению тех, кто знал о его непростой судьбе, мечтал видеть судно на сухопутном памятном приколе — пьедестале.

Всплываю на поверхность и приглашаю последовать за собой товарищей, объясняю: фрегат найден, нам повезло в первом же погружении.

Плаваем у правого борта, кормовая часть судна высотой около 5 метров вся в зарослях и морских животных. Морские обитатели заселили не только наружные поверхности, но и внутри видно их присутствие. Через иллюминаторы и полусгнившие бойницы проплывают рыбки, видны моллюски, вот перед маской зашевелились острия — это краб, выставив клешни, пятится в щель между шпангоутами. Вокруг много морских звезд и актиний, последние в полутьме глубины кажутся бледно-зелеными и прозрачными, наши фонарики робкими лучиками высвечивают яркие пятна на заснувшем борте корабля. Вот актиния, она из зеленоватой под волшебным лучом фонаря становится оранжевой, а кусок медной обшивки начинает играть всеми цветами радуги — на нем и рачьи домики балянусов, и яркие мшанки, и запутанные лабиринты домиков-тоннелей морских червей. Замечаю, что поверхность медной обшивки там, где она свободна от обрастаний, почти не разрушена, да и за тридцать лет после визита водолазов, наверное, ничего здесь не изменилось. Пытаемся отломить лист обшивки, но он вместе со шпангоутом обрывается вниз, поднимая клубы мути.