Вячеслав Пальман - На суше и на море 1979

Но конечно же, музыка не могла обойти пение птиц. Событием в истории музыки стала песня Алябьева «Соловей» на слова Дельвига. Песня пришлась по душе таким корифеям музыки, как Глинка. Чайковский. Лист, сразу же стала известной и любимой во всех уголках России. В ней на редкость удачно сочетаются благородная простота и изящество вокального стиля, покоряющая виртуозность и ладовая переменность, присущая лучшим русским народным песням. Время идет, но не увядает ее свежесть, задушевность и полнозвучие.

Успеху песни немало способствовал сам Глинка, осуществивший ее фортепианную обработку. Могучий талант Глинки проявился не только в оперных партитурах и романсах, но и в такой полной очарования, поистине «небесной» песне, как «Жаворонок». «Очень тонко. — пишет об этом произведении Б. Асафьев, — без всякого звукоподражания, Глинка «вибрирует» фортепьянный наигрыш, предшествующий элегической мелодии жаворонка, и в целом рождается музыкально-поэтический образ — песнь надежды» [20] Б. Асафьев. Глинка. М., 1950. с. 252. .

Заметим попутно, что звукоподражания в музыке не всегда правомерны. Другое дело звукоподражания как фон сюжетного развития, когда они привязывают действие к определенному месту, времени, обстоятельствам. Программная музыка прибегает к стилизации природных явлений, включая гром, пение птиц, жужжание насекомых, шум волн, порывы ветра и т. п. В результате мы полнее ощущаем изображаемый пейзаж.

Примечательный факт: музыка лучшими своими творениями сближается с художественной живописью. Чем объяснить такое сближение? Здесь несомненно сказывается сила природного пейзажа, который воздействует на наши чувства и. предопределяя душевный настрой, требует своего выхода. Этот выход можно проследить равно в живописи и поэзии, музыке и песне. Да, есть основание говорить об эстетической стороне географии, которая доступна чувствующему субъекту, вдохновляя на творчество художника, поэта, композитора. Почему русские народные песни — свадебные. волжские, ямщицкие — отличаются особой плавностью и напевностью? Можно говорить о психологическом складе создавшего их народа, а в этой связи нельзя не упомянуть о наших бескрайних просторах, где формировалась душа русского человека.

Здесь уместно сказать об одном открытии Репина. Путешествуя по Волге, всматриваясь в ее берега, он вдруг уловил, почувствовал в них чарующие мотивы «Камаринской» Глинки. «И действительно. — пишет он в своих воспоминаниях. — характер берегов Волги на российском размахе се протяжений дает образы для всех мотивов «Камаринской», с той же разработкой деталей в своей оркестровке. После бесконечно плавных и заунывных линий запева вдруг выскочит дерзкий уступ с какой-нибудь корявой растительностью, разобьет тягучесть неволи свободным скачком, и опять тягота без конца…» [21] И. Репин. Далекое близкое. М… 1960, с. 237.

Характерно, это открытие сделал художник, большой мастер кисти, влюбленный в то же время в музыку. Он хорошо понимает композитора и Признает за музыкой редкую способность наиболее глубоко отражать природные явления. Продолжение этой мысли мы находим у географа В. П. Семенова-Тян-Шанского: «Если к этому присоединить. — пишет он. — то общее настроение, которое производит на душу человека данный природный пейзаж, — щемящее, грустное, суровое, тихое, радостное, бодрящее и т. д., что музыка в своих звуковых сочетаниях и движениях как раз способна воспроизводить тоньше и глубже всех остальных видов искусства, то получается как раз почти целиком, за исключением только запахов, все недостающее до полноты изображения географического пейзажа» [22] В. П. Семенов-Тян-Шанский. Район и страна. М. — Л… 1928. с. 272. .

Человек на путях социального прогресса достигает вес большего чувственного и духовного обогащения. Музыкальное ухо нашего современника, как отмечал К. Маркс, — это результат всей предшествующей истории. Стало быть, на путях социального прогресса должны углубляться приемы отражения действительности средствами звуков. Возникает вопрос: можно ли соотносить эстетическую ценность музыкальных звуков и звуков в природе?

Скажем иначе: человек сумел средствами музыки необычайно тонко и сильно выражать звуковые явления природы. Может показаться, что человек превзошел природу в эстетике звуковых эффектов. Но почему тогда шедевры музыки не вызывают у нас пренебрежения к естественным звукам? Почему нам по-прежнему приятны и милы своей непосредственностью и рассыпчатые трели соловья, и звуковой бисер жаворонка? Музыка — средство эстетического освоения действительности. Музыка призвана раскрывать эстетические свойства объекта, но не подменять его. Не исключено, что в будущем какой-нибудь композитор подарит людям свои вариант «небесной песни» — песни о жаворонке, которая превзойдет известные нам образцы. Он научит нас лучше понимать и ценить пение небесной птицы. Но и тогда ее живая песня не потеряет всей прелести и очарования.

Но музыка способна на большее. Она в состоянии выразить и передать своими средствами содержание многих явлений природы, которые сами по себе безмолвствуют. Так, «Ночь в Мадриде» Глинки несет слушателю мотивы повеявшей прохлады, оживления на улицах и площадях южного города. «Рассвет на Москве-реке» — увертюра к опере Мусоргского «Хованщина» — создает впечатление наступающего дня. Нас охватывает нарастающее чувство радости перед первыми проблесками утренней зари, сокрушающей мрак долгой ночи.

Уместно такое сравнение. Если музыка своими средствами выражает сущность безмолвных явлений, то живопись в ряде случаев способна передать звучание. Вспомним хотя бы картину Левитана «Вечерний звон»: смотришь на полотно и поддаешься иллюзии, будто слышишь, как разливаются в вечерней тишине мерные удары монастырского колокола. Такова сила подлинного искусства.

Чайковский, Глазунов и другие композиторы достигли высокой звуковой картинности в изображении различных времен года. Особенно преуспел в этом Римский-Корсаков, создав оперы характерного «сезонного» содержания. Его «Снегурочка» представляет картину борения сил весны с зимней стужей, а «Майская ночь» несет дыхание цветущей поры. В «Младе» мы ощущаем лето, в «Кащее» — осень, а в «Ночи перед рождеством» — зиму.

Музыкальная картинность произведений Римского-Корсакова содержит множество «звукозаписных деталей», обогащающих пейзажный калейдоскоп и уточняющих его характеристики. И неудивительно, что слушатели легко воспринимают общую картину в его музыкальных созданиях.

Однажды в кругу друзей он сыграл на рояле отрывок из новой вещи и спросил: «Что это такое?» Все в один голос ответили: «Звездная, снежная, морозная ночь…» То было вступление к опере «Ночь перед рождеством». Композитор до поры до времени скрывал вдохновившую его тему, но важно было в ходе работы проверить степень своей удачи, и признание друзей оказало ему хорошую поддержку.