Вячеслав Пальман - На суше и на море 1979

В анналах мореплавания немало впечатляющих описаний штормов у мыса Горн. Вот свидетельство одного очевидца: «Зрелище было поистине грозным. Прозрачные валы цвета бутылочного стекла превращались то в горные хребты, то в зияющие провалы. Они дыбились, катились и рушились с неимоверной, неистовой силой. Ветер, несшийся со скоростью 50 миль в час, бешено хлестал волны, срывал с них белые гребни пены, рассыпал ледяные брызги. Свинцово-серые облака, сквозь которые на горизонте просвечивало бледное солнце, мчались так низко, что казалось, до них можно достать рукой. Термометр показывал около шести градусов тепла, но пронизывающий ветер, как нож, проникал сквозь стеганую арктическую одежду, а соленые брызги с неописуемой яростью жалили лицо».

Другой автор еще более категоричен в оценках: «У мыса Горн охватывает какое-то особое настроение при виде изумительной мощи и величия природы. Сама смерть кажется ничтожной в таком окружении». Может быть, это и чересчур сильно сказано. Но попробуйте найти другое место, о котором можно было бы сказать подобное!

Ну так что же, казалось бы, надо держаться подальше от столь мрачного района и уж если огибать мыс, то только из-за крайней необходимости, как это делали, например, знаменитые «чайные» клиперы, ходившие из Европы в страны Востока мимо мыса Доброй Надежды. Для них была крайне важна скорость. Поэтому, возвращаясь, они использовали попутные западные ветры и шли в Европу, огибая мыс Горн. Именно этот мыс стал к тому времени синонимом самых суровых испытаний моряков. Именно поэтому он всегда притягивал к себе смелые сердца. В прежние времена бывалым моряком считали только того, кто хоть мельком видел приземистую пирамиду этого мыса. Ну как же было не стремиться к нему?

Конечно, когда эпоха парусного флота миновала и появились океанские пароходы и теплоходы, плавание стало безопаснее даже в этих бурных водах. Но человечество не захотело навсегда утратить романтику наполненного ветром паруса. В нем ведь нечто большее, чем просто средство передвижения. И в конце прошлого века, когда одно за другим последние гордые парусники становились на прикол, началась эра плаваний вокруг света яхтсменов-одиночек. И открыл ее американец Джошуа Спокам, совершивший кругосветное плавание на паруснике «Спрей», построенном собственными руками. Панамского канала в те времена еще не существовало, и Спокам прошел Магеллановым проливом в Тихий океан, но шторм отбросил «Спрей» к мысу Еорн. «Первый день шторма, — пишет Спокам, — был для «Спрея» серьезнейшим испытанием в самых трудных условиях. Нигде в мире не встретишь такого бурного моря, как в диких районах мыса Г орн, а особенно возле мыса Пилар — угрюмого часового мыса Горн». Четыре дня носился «Спрей» в этом опаснейшем районе, гонимый штормом. Слокаму пришлось пустить в ход все свое искусство. Он признается: «Это было самым большим в моей жизни приключением, и одному богу известно, как судну удалось миновать все опасности».

Плавание вокруг мыса Горн под парусами всегда расценивалось как высшее проявление мореходного искусства, а идти здесь на яхте в одиночку — поступок просто героический! Видимо, чтобы испытать свои силы и крепость духа, яхтсмены, совершая кругосветное плавание, прокладывали маршрут непременно возле знаменитого своими бурями мыса.

И независимо от того, сопутствует ли плаванию в этих водах хорошая погода или приходится напрягать все свои силы и призывать на помощь все свое мужество, чтобы избежать катастрофического конца, — всегда это совершенно особый участок путешествия. Недаром во всех рассказах о плаваниях ему посвящается особая глава.

«Вояжем века» называют плавание англичанина Фрэнсиса Чичестера на яхте «Джипси мот IV». Двадцать восемь с половиной тысяч миль преодолело это суденышко за 226 дней. Ее кругосветный маршрут почти точно соответствовал пути наиболее быстроходного «чайного» и «шерстяного» клипера прошлого века «Катти Сарк». Но на клипере была отборная команда из нескольких десятков опытнейших моряков, Чичестер же управлялся в одиночку. Тем не менее он на своей яхте повторил рекорд быстроходности одного из лучших парусных судов прошлого.

Ну и мыс Горн, разумеется, не преминул устроить суровый экзамен отважному яхтсмену. Фрэнсис Чичестер в своем путевом дневнике, приближаясь с запада в конце марта 1967 года к южной оконечности Американского континента, еще раз просмотрел кое-какие заранее заготовленные данные. Весной восьмибалльные и более сильные штормы разражаются здесь каждый четвертый, а летом каждый восьмой день.

Пришлось штормовать и Чичестеру. Грозная пирамида мыса Горн, омываемая бушующим океаном, еле-еле проглядывала сквозь сплошную пелену дождя. Южнее мыса волны шли на восток серо-зелеными грядами, увенчанными белой пеной. Над головой неслись черные тучи, гонимые штормовым ветром. Впереди, прямо по курсу, они сливались с дождем и морем в черную непроницаемую стену. Где-то там, за этой стеной, закрывающей всю южную часть горизонта, находилась Антарктида.

Вот несколько выдержек из дневника Чичестера:

«Как только яхта поравнялась с мысом, раздался знакомый ровный рев. Одновременно с усилением ветра разыгралось и волнение. Эту заваруху в значительной степени следует, по моему мнению, приписать близости мыса Горн, который я огибал.

…Держал курс на норд-ост, то есть к восточной оконечности острова Лос-Эстадос. «Джипси мот» шла хорошо, хотя несла только один штормовой кливер, да и тот зарифленный так, что площадь его сократилась до 60 квадратных футов.

… Этот шторм был гораздо сильнее того, что опрокинул «Джипси мот» по выходе из Австралии…Самое страшное началось с наступлением сумерек. В сгущающейся темноте волны казались чудовищными. Признаться, я струхнул.

…Остров Лос-Эстадос остался позади и почти исчез в дымке. Тут я всем своим существом почувствовал, что теперь действительно обогнул мыс Горн. Какое облегчение я испытывал! Вот когда я понял, почему матросы клиперов, обогнув мыс Горн, считали, что они уже дома! Постепенно воспоминания об этом мысе сгладились и поблекли в 800-мильном плавании по Атлантике. Ведь этот океан тоже отнюдь не похож на заросший кувшинками пруд, каким он кажется, когда огибаешь мыс Горн».

Фрэнсиса Чичестера встречали в Великобритании с исключительной помпой, провозгласили национальным героем. Как и другой Фрэнсис — корсар Дрейк, он тоже был посвящен в рыцарский сан. И имя королевы, коснувшейся при этом его плеча шпагой, было тоже Елизавета. А шпага-то, которую она держала в руках, принадлежала некогда Дрейку. Во всяком случае так утверждают приверженцы «добрых старых английских традиций».