Олег Попцов - На суше и на море 1986
- Название:На суше и на море 1986
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Мысль
- Год:1986
- Город:Москва
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Олег Попцов - На суше и на море 1986 краткое содержание
Наряду с произведениями, посвященными остросовременным темам, в сборнике помещены очерки об истории Великих географических открытий, о путешествиях русских мореплавателей, статьи, связанные с новыми гипотезами в области океанологии, изучения околоземного пространства, фантастика и другие материалы.
На суше и на море 1986 - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
В 12 часов 17 минут, то есть с опозданием всего в четыре минуты, под нами четко проявился мыс Анисий. Точность расчетов превысила все ожидания. Даже в нормальных широтах на таком огромном отрезке пути нормативами предусмотрены ошибки в 12 минут днем и 20 — ночью.
Товарищи поздравляют меня, а я чувствую только одно — усталость. Сижу, прижавшись горячим лбом к стеклу иллюминатора. Впереди мелькают яркие костры, выложенные на посадочной площадке зимовщиками Котельного. Я представляю, как им пришлось потрудиться, ведь зимовщиков всего четверо.
Можно, конечно, садиться и, как говорится, перевести дух. Но в наших баках горючего еще на восемь часов, а площадка на Котельном всего лишь запасная, и мы принимаем решение лететь прямо на материк, в Кресты Колымские, тем более что погода там, по сводкам, отличная. Пусть простят нас зимовщики, которые, наверное, рассчитывали, что мы приземлимся, но лучше уж сразу доделать дело до конца. Так будет спокойней. И правильней. Но «поздороваться» с зимовщиками надо, и мы делаем над площадкой два круга, покачивая крыльями. Затем берем курс на Колыму.
Облачность снижается до 100 метров, и опять начинается обледенение. Набираем высоту 2000 метров. Самолет легкий, послушный. Над нами — глубокий черный бархат неба, усеянный тысячами ярких звезд. В кабинах приглушенный свет, а в пилотской совсем темно, лишь фосфоресцируют циферблаты приборов, подсвеченные ультрафиолетовыми лампами.
По стеклам носовой кабины бегают огненные змейки — разряды статического электричества, а вскоре на небо обрушивается огненный поток. Оранжевые, голубые и зеленые ленты и спирали, полотнища, веера и клубки. Северное сияние! Звезды меркнут в его бешеной феерии. Так продолжалось несколько минут, потом огненные сполохи погасли, и под нами снова зачернело море, в котором отражались звезды.
Все ближе и ближе Кресты Колымские. И вдруг радиограмма: посадочная площадка там залита наводнением. Вот так дела! Значит, надо идти в Чокурдах, на Индигирку.
Скорость на новом курсе резко падает из-за встречного ветра. Медленно тянутся последние часы. Из Чокурдаха передают, что у них сплошная облачность, высота — 300 метров.
Снижаемся и сквозь разрывы в облаках видим черную ленту Индигирки. Впервые за весь полет включаю радиокомпас, благо в Чокурдахе есть радиопривод, и самолет ныряет вниз. Обледенение делает последнюю попытку помешать нам, но под струями антиобледенителей лед тает и смывается.
Костры. Делаю последнюю отметку в бортовом журнале. Колеса касаются земли.
Виктор Ярошенко
Александр Гаврилюк
ПАМИР
Очерк
Цветные фото авторов
Художник В. Горячев
По утрам мы приезжали на не остывшее от зноя поле душанбинского аэродрома и в урочный час летели на Памир — в Хорог или Рушан, на Сарез или в пустынные плоскогорья Восточного Памира, на Мургаб или Каракуль. А вечером или через день мы снова оказывались в гостиничном номере, в столичном городе, изнывающем от августовской жары, и только воспоминание о недавних ледниках стояло перед глазами.
То, на что люди тратили годы и годы, за что Алексей Федченко, не задумываясь, отдал жизнь, доставалось нам просто и буднично.
Памир должны открыть русские.
А. П. ФедченкоЦелые поколения лингвистов пытались объяснить слово «Памир». Памир был как символ всего таинственного, почти недоступного, может быть мифического, как теперь Атлантида например. Кстати, ведь, по Эратосфену, и легендарные горы Парнас лежали где-то в истоках Оксуса (Амударьи). Парнас искали на Памире.
До европейцев слово «Памир» дошло значительно раньше, чем сами они дошли до Памира. Из старых китайских, индийских, иранских, арабских книг узнавали они об этой земле.
Китайский путешественник Сюань-Цзань, по-видимому, был одним из первых, оставивших письменный отчет о путешествии на Памир. Он писал: «Долина По-ми-ло имеет 1000 лье в длину с востока на запад и 100 лье в ширину с севера на юг; ее наиболее узкая часть имеет 10 лье в ширину. Она расположена между двумя снежными цепями; она очень холодная, и ветер дует там со страшной силой. Снег падает как весной, так и летом, ветер дует день и ночь. Почва насыщена солью и покрыта мелкой галькой. Там нельзя ни сеять зерно, ни разводить фрукты. Деревья и другая растительность очень редки; повсюду дикая пустыня, без следов человеческого обитания. В середине этой долины находится большое озеро Дракон; его протяженность —300 лье с востока на запад и 500 лье с севера на юг. Это озеро находится на невообразимой высоте в середине Та-Тзунг-Линг, в середине Тшен-пу-Тшу (Джамбу-Двипа). Если на него смотреть издали, оно представляется огромным морем, глазам границы его закрыты; слыша шум его волн, говорят, что это вопль пустынного грунта. Его воды чисты, их глубина невообразима, цвет воды плотной голубизны, вкус воды сладкий и приятный».
Впрочем, дело усложняли разночтения.
Нужно ведь было догадаться, что Болор, По-ми-ло, Пунлинь, Фамир, Бамир, Памер и Памиер, Паропамиз с вариантами — одно и то же.
Первым из европейцев, кто писал о Памире, был Марко Поло. Правда, сочинение его со вниманием прочли спустя века и века — книгу издали в Париже в 1824 году, когда уже и другие сведения были доступны ученым.
Англичане покоряли и изучали Индию — изучали, чтобы покорять. И неспециалисту бросалось в глаза сходство названий в верховьях Инда и Амударьи (Джейхуна, Оксуса): Кашмир, Памир, Тиримир, Амир… Может быть, основу всех этих слов составляет санскритское «мир» — озеро, ну а Памир тогда что-то типа «край высокогорных озер»? Догадка была, может быть, и хороша, но не имела подтверждения.
Меж тем за дело взялись знатоки Древнего Ирана. Может быть, Памир — это искаженное персидское Бам-иар и значит тогда «Крыша земли»?
Может, отсюда идет всем известное выражение «Крыша мира»?
Подставляли и другие персидские слова; иногда получалось складно: Пои-мор — «подножие смерти», не менее солидно, чем По-и-мург — «нога птицы». А еще лучше, например, Паи-михр — «подножие митры» (бог Солнца у древних иранцев), и тогда Памир — это «подножие солнца». Объясняли Памир «как последний край» иранских племен, что-то на манер американского «фронтира». Памир, как фронтир.
Путаница усложнялась еще и оттого, что с давних пор и по сей день между учеными идет жаркий спор о том, что называть Памиром. Одни называют Памиром всю территорию Горно-Бадахшанской автономной области, делая различие между Западным и Восточным Памиром; другие считают, что Памиров много — не меньше шести (так думал и А. П. Федченко); третьи доказывают, что только Восточный Памир правомочен носить это знаменитое имя; пятые (как О. Агаханянц), напротив, расширяют границы Памира за пределы государственных границ и считают, что понятие «Памир» «охватывает все сухие высокогорья этой части Азии между Алтайским хребтом на севере, Гиндукушем на юге, Кашгарским хребтом на востоке и Афганским хребтом Хоки-Ляль на западе… В таких границах Памир как высокогорная и одновременно сухая страна имеет очертания неправильного четырехугольника и занимает площадь, почти вдвое превышающую территорию Горно-Бадахшанской автономной области и вчетверо большую, чем площадь Восточного Памира».
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: